Тампа (ЛП) - [36]

«Можете парковаться у нас в гараже. Я могу оставлять дверь открытой, а когда заедете, буду закрывать. Тогда она даже не увидит, кто был в машине».

Я знала что это была не лучшая идея, она могла наткнуться на меня, когда я сажусь в машину на школьной парковке и провести параллели с таинственным красным корветом, виденным накануне. Укола любопытства будет для нее достаточно, чтобы записать мой номер и, предвкушая расследование, радостно ожидать повторной встречи. Но перспектива предаться удовольствию в постели Джека перевесила паранойю. Для того, чтобы все пошло по худшему сценарию, нужна длинная цепь неудач: во-первых, чтобы ей показалась подозрительной машина, въезжающая в гараж. Очевидно, что семьи не были близко знакомы. Но даже при худшем сценарии, если она с уверенностью будет знать, что это моя машина, у нее не будет никаких шансов узнать мои точные мотивы. Что если я друг семьи? Любящая родственница, к которой в класс попался троюродный брат? Она не может быть уверена.

Я кивнула и наклонилась поцеловать его. «Хорошо, я приеду завтра примерно в четыре пятнадцать. Держи гараж открытым. Все равно нам нужно быть очень осторожными. Я могу оставаться только на час, не больше».

Его поцелуи изменились. Теперь в них было необузданное желание, почти грубая сила. Но глаза оставались широко открытыми, следя и перенимая мои навыки. «Попробуй теперь еще раз, с закрытыми глазами», — прошептала я. Он прикрыл глаза и неожиданно его тонкие руки обхватили меня вокруг ребер и крепко притянули к себе. Несколько минут спустя мы разомкнули опухшие губы. Наши лица раскраснелись.

«Так впечатляет еще больше», — заметил он.

Поцеловав его на прощание, я потрепала его волосы жестом тренера младшей лиги — мне хотелось чтобы наше расставание отметилось жестом нормальности, показывающим естественность происходящего. «Верно. Теперь растворись в толпе. Увидимся завтра». Он вылез и очень осторожно прикрыл дверь, затем быстро зашагал по тротуару прочь. Я проверила телефон — Форд мог меня потерять. Но пропущенных сообщений не было. Это был поистине идеальный вечер. Я оглянулась — Джек переходил через дорогу. Когда я выехала на дорогу и повернула к дому, через зеркало заднего вида я увидела, как он бросился бежать.

* * *

Хотя мне хотелось насладиться каждым ароматом, смешавшимся на моей коже, я знала, что благоразумнее будет принять душ перед тем, как лечь в кровать. Это казалось вандализмом, как если бы я провела наждаком по бесценной картине. Обсохнув, я не могла отделаться от ощущения, что у меня отняли очень большую ценность. Я даже проверила содержимое ювелирной шкатулки, чтобы развеять это ощущение. Не теряя времени, я напилась и, без сил, довольная собой, завалилась в кровать. Было не позднее половины десятого.

Проснулась я уже за полночь, мучимая голодом. Из гостиной доносился шум включенного телевизора. Сегодня я не пообедала, слишком велико было мое волнение, и все, чем я удовлетворилась — вишенка с молочного коктейля. Мне не хотелось перебивать вкус Джека на языке.

Форд, развалившись в кресле, смотрел шоу, где старые машины взрывали и расстреливали из всех мыслимых видов оружия. Телевизор освещал ведерко с курятиной на столике. Я вытащила одну ножку и встала позади кресла, жуя. Если бы он посмотрел в зеркало на стене, он, наверное, увидел бы меня, подпрыгнул с кресла и, смеясь, притворился бы, что я его испугала. Его незатейливый лоб был бледен, глаза в темноте отражали мелькание бликов экрана. Дочиста обглодав ножку, я посмотрела в зеркало на себя, стоящую позади Форда с костью в руке, как с холодным оружием.

ГЛАВА 8

В классе Джанет разносились оглушительные вопли. Пока она пыталась читать лекцию про Парижский мирный договор, миссис Паченко ходила между рядами, прикладывая палец к губам и призывая отдельных учеников сесть наконец за парты и успокоиться. В заднем ряду несколько детей аплодировали еще одному, в футболке с изображением горящего черепа. Под одобрительные крики он оседлал парту верхом, словно байкер и мелкими толчками двигал ее вперед. «Ученики проявляют энтузиазм и хорошую коммуникацию друг с другом», — записала я в рапорте.

«Кевин!» — завопила Джанет, прикладывая толстые пальцы ко рту в форме рупора. — «Сядь и прижми свой зад, или будешь практиковаться в этом после уроков!» Кевин мгновенно прекратил свои скаковые упражнения, но едва Джанет отвернулась к доске, поднял парту и на цыпочках стал прокрадываться вперед, готовый в любой момент опустить ее и замереть. Миссис Паченко, наблюдавшая за тем, как ученик перерывает портфель в поисках домашнего задания, хотя всем было ясно, что его там нет, тоже ничего не замечала. Наконец, когда Кевин пересек границу самых передних парты и добрался почти до самой доски, Джанет заметила его. Она опустила на него глаза, обрамленные толстыми бифокальными стеклами. «Что с тобой не так?» — спросила она. — «У тебя муравьи в штанах?» Кевин тут же запрыгал на месте, изображая что ему невероятно щекотно, отчего по классу снова прокатился громовой хохот. Между делом я заметила, что поперек спины миссис Паченко красуется надпись «ВОЛОНТЕР», вышитая замысловатыми узорами на ее синем жилете. Обычно у ассистентов были простые бейджи на шее. У нее тоже висел такой. Жилет был ее собственной инициативой. Я представила печальную сцену: она сидит вечером дома в одиночестве, покорно скармливая ткань швейной машинке при свете настольной лампы, а Фрэнк с энтузиазмом зачитывает вслух ответы на академический оценочный тест.