Тамерлан - [96]

– Как здоровье хазрета? – спросил Шильтбергер.

– Ему уже гораздо лучше, – ответил Карво-Туман с усмешкой.

Глава 47. Не бойся Тамерлана живого, бойся – мертвого

Халиль-Султан вовсю распоряжался в Синем дворце. В первую очередь он обеспечил неразглашение страшной тайны о смерти своего деда. Кроме ученых лекарей, никто не имел доступа к смертному одру обладателя счастливой звезды. Нукеров, несших стражу в тот час, когда Искендер обнаружил, что Тамерлан не дышит, на время посадили под замок. Любые распоряжения Халиль-Султан отдавал как бы от имени все еще здравствующего монарха, и если кто-то являлся с неотложными вопросами, он чинно входил в покои, проводил там какое-то время, потом возвращался и объявлял якобы царскую волю. Ни биби-ханым Сарай-Мульк, ни кичик-ханым Тукель не получили разрешения пройти к мужу, чтобы с ним повидаться, причем обе хитрые лисы мгновенно сообразили, в чем дело, и тайком принялись готовить черную краску для лица, ибо женам полагалось красить лица в черный цвет, как только они узнавали о смерти мужа.

О мирзе Искендере при всем том как-то вмиг все позабыли. Никому не нужный, он некоторое время топтался в прихожей около покоев хазрета, но однажды поймал на себе раздраженный и даже злобный взгляд Халиль-Султана и испугался. Его вдруг осенила простая мысль, что теперь он вовсе не так защищен, как доселе. И мало того, можно опасаться, что судьба его и его маленькой, но обожаемой семьи находится под угрозой.

А ведь и впрямь! Кто, как не он, все последнее время был так близок к Тамерлану? Разве что поэт Ахмад Кермани, но этот прохвост и наглец уехал из Самарканда неделю назад, смылся, покинув своего умирающего повелителя. Чуял, что после смерти владыки мира все, кто до этого был приближен к нему, могут за это поплатиться многим, в том числе и жизнью. Вполне логично предположить, что любимчику государь мог перед смертью сказать что-то особенное, открыть какой-нибудь секрет. И почему бы тому же Халиль-Султану не устроить пристрастный допрос мирзе Искендеру, а если упрямый мирза не захочет выдавать никаких тайн, то можно бы и пытку применить, а?

Эти мысли так взволновали мирзу Искендера – трусоватого ли, предусмотрительного ли, как хотите называйте, – что он решил немедленно поделиться своими опасениями с женою и начать собираться в дорогу, да как можно скорее.

– Послушай, Истадой, – сказал он, придя к своей нежно любимой супруге, – я должен сообщить тебе весьма важную вещь.

– По твоему тону я, кажется, догадываюсь, о чем ты хочешь мне сказать, – откликнулась Истадой.

– Вот как? И о чем же?

– Нет, скажи сам.

– Хорошо. Дело в том, что великий измеритель вселенной…

– Умер?

– Хм… При смерти. Возможно, он скоро отправится в фирдаус[122].

– Не юли, Искендер! Если ты решился со мной об этом заговорить, значит, он уже среди гурий.

– Истадой… Я тебе этого не говорил.

– Ясно. Продолжай.

– Так вот, ты должна понимать, что в связи с этим нам – тебе, мне и малышу – угрожает опасность.

– Естественно. Ведь ты был так близок к нему в последнее время.

– Я рад, что ты у меня такая умничка. Так вот, я бы хотел с тобой посоветоваться, как лучше поступить.

– Мы могли бы отправиться к моим родителям в Шахрабад.

– Есть люди, знающие, что ты родом из Шахрабада.

– Что же делать?

– Не знаю.

– Послушай, милый, мне кажется, пока что несколько дней тобою никто не заинтересуется. Просто до тебя никому не будет деда. А за это время мы как следует все обдумаем.

– Скажи, а ты согласилась бы отправиться со мной далеко-далеко?

– Туда, откуда ты родом? В твой Урзан?

– Да, в Урзан. По-русски – Рязань.

– Ну, конечно, родной мой! Только скажи куда, и мы с Маликом покорно последуем за тобою.

– Истадой! Любимая!

Но они ошиблись, полагая, что Искендером еще долго никто не заинтересуется. Уже на второе утро после того, как Тамерлан сделался мертвым, Халиль-Султан вызвал любимого мирзу усопшего и спросил:

– Где рукописи? Те, которые вы с измерителем вселенной вели накануне его смерти?

– Они при мне, – ответил Искендер.

– Прошу передать их в мое распоряжение.

Мирза немного поразмыслил, затем твердо заявил:

– Простите, ваше высочество, но я не могу выполнить вашу просьбу.

– Это не просьба, а приказ!

– Все равно.

– Что-о-о?! Это как же понимать?

– Посудите сами, о ярчайшая из искр, вылетевших из костра, именуемого Тамерланом, что это было бы непочтительно по отношению к «кроне чагатаев». Во-первых, по вашим же условиям мы не смеем покамест говорить о смерти каабоподобного. Во-вторых, даже если факт смерти будет окончательно установлен, было бы вежливо дождаться погребения, а уж потом разбирать рукописи покойного.

– М-м-да?.. Я просто хотел почитать записи, нет ли там чего-нибудь относительно того, как хоронить или что делать, если он уснет сном, подобным нынешнему. Но если ты считаешь…

– Там нет ничего о том, что вас интересует. В последнее время «купол ислама» вспоминал свою раннюю молодость. Что же касается вас лично, то я готов кому угодно подтвердить, что вы были любимейшим из внуков и никого другого Султан-Джамшид не желал видеть на престоле после себя.

– Это хорошо, – разулыбался Халиль-Султан со свойственным ему простодушием. – Я вижу, что дед не случайно любил тебя. Ты благоразумен. И мне ужасно понравилось, как ты назвал меня искрой его костра.