Тамерлан (начало пути) - [3]
— Что делать с пленными камарадинцами? — на вопрос вопросом отвечает Тимур.
— Они утверждают, что они не люди Камарадина.
— ?
— Они туркмены и прибыли к Камарадину закупать лошадей…
— Кто вы? — наконец–то Тимур удостаивает туркменов серьезного внимания.
— Я… Мурад… он Курбан…
— Я спрашиваю не об именах…
В глазах пленных — смятение.
— Вам нужны лошади?
— Да, да.
— Вот товар! — Тимур показывает взглядом на табун камарадиновских коней — Берете?
— Да! Да! — туркмены по–прежнему в смятении.
— Не даром.
— Мы… понимаем, понимаем, господин… Мы платим… платим…
Туркменов отводят в сторону.
Тимур подходит к одному из котлов, вытерев о подол лезвие сабли, достает ею солидный кусок мяса, откусывает, отдает товарищу:
— Полный желудок — друг твердой руке! Тебе… Тебе… Ну, кто еще в состоянии натянуть тетиву на луке?
Недоеденные ломти мяса отбрасываются оземь на скатертеобразное приспособление камарадинцев. Вперед выступают победители — Тимур молвит:
— Кто говорит, что барласовцы — вошь и гнида сейчас убедится: барласовцы — есть барласовцы. Это говорю я, Тимур сын Торгая.
Глаза обреченных полны ужаса. Луки натянуты до предела. К Тимуру, откуда не возьмись, подбегает собака — он ласково подносит ей кость, гладит по голове. В это время в обреченных летят стрелы. Тимур делает вид, что он целиком занят собакой.
Чеку в это время подходит к одному, трогает саблей, разрубает ремень, говорит:
— Этот на небесах.
Со вторым поступает также, у третьего, с большой родинкой на лице, — секундная заминка, ибо у того стрела проткнула предплечье, — но все–таки разрубив сыромятный ремень, Чеку произносит: «На небесах…». То же происходит со всеми, после чего Тимур командует:
— С богом в путь!
7
Ночь. Полнолуние. Степь.
Победители гонят захваченный у камарадинцев табун лошадей. Рядом едут Тимур и Сардар.
— Тимур, смотри какая луна! — говорит восхищенно Сардар.
— А вдали, над горизонтом, две звезды. Как ты думаешь, хорошо бы стать одной из этих звезд — той, что поярче?
Далее голоса идут за кадром.
— Ты о чем, Тимур? С головой у тебя в порядке?
— Нет, еще не свихнулся, — смеется Тимур.
В это время к названным пастухам присоединяется третий — Чеку Барлас:
— Слышите! Прислушайтесь!
— Ну, слушаем, — это голос Тимура.
— Тихо! Вот… вот… — а это голос Чеку.
Сквозь топот лошадей слышится вой волков.
— Волки! — это голос Сардара.
Небольшая пауза, которую прерывает голос Тимура:
— Где победа, там и волки.
— Как тебя понимать?
— Как хочешь, так и понимай.
— Мне послышалось, что ты сказал о победе?…
— Я так и сказал? Ах, да, я действительно сказал что–то такое. — слышится голос Тимура. — Я и сейчас скажу: победа подобна яркой звезде.
— Кажется, я… понимаю, — говорит Сардар.
— А чего тут не ясного, — слышится голос Чеку Барласа — Хорошо мы всыпали этому… Камардину, правильно говорю, Тимур? Пусть почешет свой зад!
Смеются.
Табун как бы растворяется в степи… Растворяется в вязкой ночи и вой волков…
8
Разгромленная стоянка камарадинцев.
Над знакомым нам раненым в предплечье с большой родинкой на щеке юношей склонились его соотечественники, пытаясь того привести в чувство. Однако напрасно: тот едва шевелит губами и, что–то сказав невнятное, умирает. Тотчас происходит нечто, характерное шамано — мусульманским обычаям: причитания и т. п…
9
Но вот среди скорбящих камарадинцев определилась группа людей — предводителей. Среди них — один или двое юношей. На почетном месте- старец…
— Что успел сказать умирающий мусульманин? — спрашивает один из них.
— Ничего, — следует ответ.
— Ни слова?
— Это барласовцы! Это их рук дело…
— Барласовцы…. барласовцы, вам нечего больше сказать… — старец явно недоволен. — И безмозглая женщина скажет — не уйдет далеко от истины — барласовцы! И все–таки, укажет, кто из них…
— Имя его… что–то на «Т», — вставляет один.
— И на «Д», — поспешно добавляет другой.
И снова воцаряется пауза, которую нарушает старец:
— Ясно: это из тех, кто умеет натянуть тетиву лука… Взрослые мужчины…
— Нет! Нет! — вдруг вскакивает с места юноша, который выделяется среди других не только молодостью, но и статью, благородными чертами лица…
Люди медленно оборачиваются к нему…
— Ты знаешь кто?
Юноша считает за благо отмолчаться.
10
К вершине медленно поднимаются двое юношей. Один из них тот, с которым мы только что познакомились в предыдущей сцене, у старца.
— Ты думаешь, что это сделал Долон? — спрашиает у него товарищ.
— Нет, не Долон. Помнишь, скотный базар на окраине Самарканда. Помнишь парня, который глотал слюни при виде игреневого коня?
Товарища наконец–то осенила догадка:
— Ты думаешь, что это дело рук молокососа? Ты этому веришь, Камарадин?
— Мы все когда–то были молокососами, мы все когда–то держались за сиськи матери.
— Но мы тюрки, а не барласовцы! И наш тотем — волк!
— Хорошо, пусть будет так — это не имеет большого значения. Барласовец — тот же тюрок! Мусульманин! Он также верен принципам Ислама!
— А что имеет значение?
— То, что он умеет натянуть тетиву лука — вот что!
— И все?
— Нет не все, Садридин. Важно то, что я узнал этого человека…
— Ты знаешь, кто он?
— Да, его зовут… Тимур! Ты хорошо слышишь?
— Значит, все–таки…
Камарадин воздевает руки, сжатые в кулак, кричит, почти впав в транс:
Роман, сложный по форме и содержанию, насыщенный психологизмами, эпизодами-ретроспективами ― приглашение к размышлению о смысле жизни и предназначении человека, потерях и обретениях, непарадном братстве людей разных национальностей, чувствах дружбы, любви, милосердия как подлинных и вечных духовных ценностях.
О северных рубежах Империи говорят разное, но императорский сотник и его воины не боятся сказок. Им велено навести на Севере порядок, а заодно расширить имперские границы. Вот только местный барон отчего-то не спешит помогать, зато его красавица-жена, напротив, очень любезна. Жажда власти, интересы столицы и северных вождей, любовь и месть — всё свяжется в тугой узел, и никто не знает, на чьём горле он затянется.Метки: война, средневековье, вымышленная география, псевдоисторический сеттинг, драма.Примечания автора:Карта: https://vk.com/photo-165182648_456239382Можно читать как вторую часть «Лука для дочери маркграфа».
Москва, 1730 год. Иван по прозвищу Трисмегист, авантюрист и бывший арестант, привозит в старую столицу список с иконы черной богоматери. По легенде, икона умеет исполнять желания - по крайней мере, так прельстительно сулит Трисмегист троим своим высокопоставленным покровителям. Увы, не все знают, какой ценой исполняет желания черная богиня - польская ли Матка Бозка, или японская Черная Каннон, или же гаитянская Эрзули Дантор. Черная мама.
Похъёла — мифическая, расположенная за северным горизонтом, суровая страна в сказаниях угро-финских народов. Время действия повести — конец Ледникового периода. В результате таяния льдов открываются новые, пригодные для жизни, территории. Туда устремляются стада диких животных, а за ними и люди, для которых охота — главный способ добычи пищи. Племя Маакивак решает отправить трёх своих сыновей — трёх братьев — на разведку новых, пригодных для переселения, земель. Стараясь следовать за стадом мамонтов, которое, отпугивая хищников и всякую нечисть, является естественной защитой для людей, братья доходят почти до самого «края земли»…
Человек покорил водную стихию уже много тысячелетий назад. В легендах и сказаниях всех народов плавательные средства оставили свой «мокрый» след. Великий Гомер в «Илиаде» и «Одиссее» пишет о кораблях и мореплавателях. И это уже не речные лодки, а морские корабли! Древнегреческий герой Ясон отправляется за золотым руном на легендарном «Арго». В мрачном царстве Аида, на лодке обтянутой кожей, перевозит через ледяные воды Стикса души умерших старец Харон… В задачу этой увлекательной книги не входит изложение всей истории кораблестроения.
Слово «викинг» вероятнее всего произошло от древнескандинавского глагола «vikja», что означает «поворачивать», «покидать», «отклоняться». Таким образом, викинги – это люди, порвавшие с привычным жизненным укладом. Это изгои, покинувшие родину и отправившиеся в морской поход, чтобы добыть средства к существованию. История изгоев, покинувших родные фьорды, чтобы жечь, убивать, захватывать богатейшие города Европы полна жестокости, предательств, вероломных убийств, но есть в ней место и мрачному величию, отчаянному северному мужеству и любви.
Профессор истории Огаст Крей собрал и обобщил рассказы и свидетельства участников Первого крестового похода (1096–1099 гг.) от речи папы римского Урбана II на Клермонском соборе до взятия Иерусалима в единое увлекательное повествование. В книге представлены обширные фрагменты из «Деяний франков», «Иерусалимской истории» Фульхерия Шартрского, хроники Раймунда Ажильского, «Алексиады» Анны Комнин, посланий и писем времен похода. Все эти свидетельства, написанные служителями церкви, рыцарями-крестоносцами, владетельными князьями и герцогами, воссоздают дух эпохи и знакомят читателя с историей завоевания Иерусалима, обретения особо почитаемых реликвий, а также легендами и преданиями Святой земли.