Тамерлан (начало пути) - [22]

Работники раскланиваются, усаживают повелителя Самарканда Джамаля в кресло… Один из его свиты что–то шепчет ему на ухо — тот едва уловимым кивком принимает к сведению сказанное, затем немигающее взирает на Чеку.

— Ведомо ли тебе, кого изволят лицезреть твои, да будут они прокляты, глаза? — спрашивает глава тюрьмы.

— Это — повелитель славного города Самарканда. И да будет к ним всегда милостив Аллах! — отвечает Чеку.

Глава тюрьмы наклоняется снова к Джамалю — тот коротко что–то шепчет. Глава тюрьмы обращается к Чеку:

— Почему ты здесь?

— Я с приятелем гулял по базару и тут…

— Гуляли?

— Свидетель Аллах — гуляли…

Слова Чеку встречены дружным и довольно продолжительным смехом.

— Ты полагаешь, тебя взяли по ошибке?

— Именно так: по ошибке. Вы проницательны, господин повелитель.

Снова смех.

— За арбузы и дыню забыли заплатить?…

— О, вы всевидящие и всезнающие люди — да, забыли! Забыли — чертова память!..

Веселое оживление.

— Сотню изделий из высококачественной самаркандской глины разбили! Может быть тоже по ошибке!?

Вперед выступает знакомый торговец, он плача говорит:

— Видит Аллах, они разорили меня.

— Не беспокойтесь, господин горшечник, я восполню ущерб.

Повелитель города снова что–то шепчет главе тюрьмы.

— Ты погубил двух лучших воинов повелителя — тоже нечаянно?

— О, у вас, всемилостивый повелитель, замечательные воины! Двое? Вы сказали «двое»? Клянусь, я не хотел их убивать… Они сами… споткнулись и …

— Хватит лжи! — рявкнул глава тюрьмы. — Прикуси свой грязный язык!

Повелитель города дает знак главе тюрьмы — шепчет и тот, смирив гнев, обращается к Чеку:

— Где содержится девица Жамбы? Ты знаешь, что ее разыскивает родной племянник нашему всемилостивому — да поможет его деяниям Аллах! — повелителю Самарканда — лучшему из лучших городов нашего солнечного Мавераннахра?

— Я несчастный бродяга — да покарает меня Аллах! — а потому ни о какой девушке… Ж…амбы… не слышал… но в нашем Кеше много добрых слов говорят о всемилостивом повелителе Самарканда.

Повелитель что–то шепчет снова — в который уже раз! — главе тюрьмы — тот жестом подзывает лопоухого.

— Говори, как назвал нашего… всемилостивого?

Лопоухий мнется.

— Говори!

— У меня не поворачивается язык — да отсохнет он! — произнести это богопротивное слово…

— Говори! — наконец–то, минуя посредничество, как бы взрывается повелитель Самарканда.

— Он…он… Назвал нашего… всемилостивого, богоугодного повелителя… э… кривым…

— Так и назвал? — спрашивает тюремщик.

— Он… «кривой Джамаль»… Клянусь, это его слова!

Тут происходит следующее: повелитель встает, показывая этим, что на этом дело Чеку закончено — идет к выходу. За ним шумно устремляются другие. На миг–другой задерживается глава тюрьмы, дает знак работникам камеры допросов — один из них понимающе кивает головой, идет к угольям, достает оттуда раскаленный железный стержень…

62

Снова — мрачный, темный коридор. Вдали, словно светлячки — огоньки. Это — удаляется с факелами свита повелителя. За кадром жуткий вопль. Ясно: «допрос» Чеку продолжается….

63

А вот он, Чеку, собственной персоной стоит перед вершителями его судьбы. Глава тюрьмы в окружении других работников тюрьмы зачитывает приговор:

«… За богопротивные деяния, выразившиеся в обмане, воровстве, нанесении ущерба верным Аллаху и законопослушным гражданам, а также великому Самарканду, убиение двух славных воинов гвардии повелителя, человека без доброго рода по имени Чеку сына барласовца из Кеша, приговариваю к заточению сроком на 5 дней в зиндан, а по истечении 5 дней — лишению языка, а затем и головы…»

Чеку выслушивает приговор молча…

64

Чеку по знакомому нам темному пещерообразному коридору подводят к зиндану… С грохотом открывают решетчатый люк… опускают лестницу. Шурф высотой метра 3 сверху освещают факелом — предстает перед нами картина отнюдь далеко не из приятных.

— Ну, что? — издевательски спрашивает глава тюрьмы.

— Рай! Сам Аллах был бы рад вкусить его плоды. — отвечает дерзко Чеку.

— Не богохульствуй — иди! — подталкивают заключенного в спину. — Иди в свой рай! Ха–ха–ха. Ты заслужил его! Ха–ха–ха. Доволен!?

Чеку на дне зиндана, лестница тотчас же убирается.

— Доволен! — кричит Чеку снизу под лязг захлопнувшегося сверху решетчатого люка. — Я в раю!.. Я в раю!.. Я в раю!.. — еще некоторое время слышится голос заключенного…

— Собака! — слышится голос главы тюрьмы в темноте…

— Очень скоро развяжется у него язык. — Он, запомните мое слово, заговорит иначе, — говорит кто–то другой из тюремщиков.

— Будет рад, — хихикает третий, — рассказать об этой девушке… Ж… Ж.

— Жамбы. — подсказывают ему.

— Поздно. — снова слышится в темноте на фоне удаляющихся вдали факелов. — Расскажет — не расскажет. Итог один: в…ж-жик! И — язык в руках палача — в…ж-жик… головы нет…

Последние слова главы самаркандской тюрьмы вызывает угодливый хохот тюремщиков.

— … А девку найдем… обязательно разыщем… и без этой собаки!..

65

Ночной Самарканд. Силуэты зданий на фоне звездного неба. Едва уловимые очертания улочек, переулков. А вот знакомый двор сестры Тимура. Звуки: вдали — окрики стражников, неподалеку — стрекотанье цикад!.. В одном из маленьких окон полощется неяркий свет…