Там, за передним краем - [83]

Взлетели с большим трудом. К своему аэродрому самолет крался, как говорят, «на цыпочках». И каково же было удивление встречавших, когда увидели, что из кабины летчика высовываются две головы. Штурманов тоже двое. А стрелков-радистов сразу пять человек! Такого авиация еще не видывала! Вот уж поистине нет уз святее товарищества. Для коммуниста Смирнова не было выше чести, чем спасти попавших в беду товарищей. Спасти любой ценой.

Ради боевых побратимов не пожалел собственной жизни Петр Федорович Комаров, пошел на смертельный риск Николаев. Вот это настоящие коммунисты! Быть с ними в одном союзе — величайшее счастье. Но быть — еще не значит стать вровень. Надо очень много «чистить» себя, чтобы хоть чуточку походить на них.

В раздумьях и не заметил, как подошел к своей землянке. Остановился, поправил ремень, расправил плечи, глянул на орден. Порядок! И шагнул вовнутрь. А там уже ждали его. Девчонки, кто на губах, кто на гребешке, кто ложками, исполнили «Встречный марш». На столе стоял большой букет цветов («Дина Абрамова позаботилась», — догадался Вадим). Тут же фляга, кружки, капустная солянка в миске, две открытые банки консервов «второй фронт» (так звали американскую тушенку), бутерброды.

— Девочки, — воскликнула Света, — что я вижу! Да у командира же орден. Выходит, он — дважды именинник: кандидат партии и кавалер ордена Славы! Все! Товарищ командир, я сдаюсь. Без всякого сопротивления сдаюсь. И не смотри на меня, Марина, злыми глазами. Ничего не могу с собой поделать. — А глаза хитрющие, ласковые. Ямочка на щеке так и играет.

— Подожди, Света, — взяла ее за плечи Надя Чуринова, — сначала давайте поздравим. Проходите все к столу. Наташа, плесни всем в кружки. Это мы разведчикам вчера и сегодня не отдавали, — пояснила она Вадиму. — У всех налито? А теперь минутку внимания. — Повернулась к Лаврову. — Я помню, когда вы к нам первый раз пришли. И фразу, сказанную мной: «Здрасьте, я ваша тетя!», помню. По правде говоря, мы не верили, что вы сможете быть и воевать вместе с нами. Долго к вам присматривались. А вы будто ничего не замечали, вели себя ровно, спокойно. Нам очень понравилось, что вы не меняли установившегося у нас порядка, знали, кого, когда и с кем послать на задание. Постепенно мы пришли к выводу: «Вадим — своя девка». Простите за такие слова, но у нас они означают высшую степень признания. Спасибо за то, что были терпеливы, что умели душой чувствовать нас. Вот за это я и хочу выпить. Только, пожалуйста, не будем нарушать фронтовую традицию. Снимите орден и положите его в кружку. Там немного налито, ленточка не намочится. Ну что, девчонки, за командира, за дружбу нашу!

Звякнули кружки. Руки потянулись к бутербродам, ложки — к подогретой тушенке, миске с солянкой. Несколько минут стояла тишина. Потом заговорили все сразу — о дружбе фронтовой, крепче которой быть не может, о том, что в обороне все же было легче, вспомнили тех, кого не было рядом, прежде всего Лиду Ясюкевич. Ведь только вчера эта хлопотливая «перапелачка», улыбаясь, тихонько напевала:

Чаму ж мне ня пець,

Чаму ж не гудець,

Кали у маей хатцы

Парадам идець.

И вот ее уже нет. Нет и могилы. Покоится прах ее где-то в холодных водах Даугавы.

О многом в тот день поговорили, о многом вспомнили. Всем очень хотелось побывать в Риге, посмотреть ее дворцы, парки, площади. Увы, не довелось. Дивизии, а вместе с ней и полку, было приказано наступать вдоль Рижского взморья, освобождать Юрмалу.

До свиданья, «стеклышки»! До свиданья, милые!

С тяжелыми боями полк продвигался вперед. Фашисты цеплялись за каждый выгодный участок. А если не цеплялись, то делали так: формировали небольшие отряды автоматчиков, сажали их десантом на танки или автомашины, и как только приближались наши подразделения, эти десанты выскакивали из засады, открывали огонь из ручных пулеметов, автоматов и тут же на машинах быстро скрывались. «Кусались» иногда и бандиты-националисты, оставляемые гитлеровцами при отходе. Укусы их были хоть и не сильными, но чувствительными. В частности, в одной из вылазок они тяжело ранили повара Игната Хилько.

16 октября утром полк вышел к широкой, полноводной Лиелупе. Мосты через нее были взорваны. Форсировать решили на подручных средствах. И опять в числе первых был батальон капитана Портона.

Гитлеровцы почему-то думали, что высадка будет произведена с моря. Их ввели в заблуждение действия нашей авиации: краснозвездные самолеты все время летали вдоль морского побережья. Соответственно и оборону свою строили. Вот почему высадившиеся на левом берегу Лиелупе подразделения были для них полной неожиданностью.

Преследуя отступающего противника, 98-я Ропшинская Краснознаменная дивизия освободила Лиелупе, завязала бой за Булдури. Проходили они тяжело. Дело в том, что пехота в этот день воевала без поддержки артиллерии. Подтянуть ее, подвезти снаряды не было никакой возможности: дороги и мосты были разрушены. Гитлеровцы поняли это. Если поначалу отступали поспешно, то потом сопротивление их стало возрастать. Наши подразделения несли ощутимые потери, особенно от огня орудий и минометов.