Там, за передним краем - [77]

— Это ты, Петро? — спросил напарник Вадима. — А где Вовка?

— Вот Вовка, рядом. Нет больше Вовки.

Скрипнув зубами и ткнувшись головой в землю, Петро заплакал по-мальчишески горько, навзрыд. — Сволочи, суки последние! — бил он кулаками по песку. — Да разве это по-солдатски? Кто же так воюет? Ты обмани, но по-честному… Какого человека убили! Какого человека! — Поднялся на локоть, повернул голову. — Ну вот ты, Валька, ты, снайпер, скажите мне: хоть и фашист, но должно же у него быть что-то человеческое? Умирающий зовет на помощь. Мы ползем. Мне в тот момент было все равно, кто он — свой или чужой. Раз просит, значит, надо помочь. А они, суки, ловушку устроили. Подсадную утку крякать заставляли. «Языка» хотели взять. Вовка первым полз. До этой падали ноющей метров пять оставалось. Тут двое на него и накинулись. Он успел вывернуться. Одного рубанул из автомата, а другой — его, почти в упор. Живыми я их не выпустил. И «крякву» тоже. Но Вовку кто мне вернет? За такого друга мне и сотни вонючих мало… Ну сволочи, ну гады! Знают, что русское сердце жалостливое, вот и заманили. Что же я теперь матери его напишу? Он у нее единственный был…

Тело друга положили около куста, прикрыли плащ-палаткой. И только теперь Валька заметил, что у Петра правая щека вся в крови.

— Ты ранен?

— Пустяки. Осколками от гранаты зацепило. Немного саднит, и голова кружится. Перевяжи.

— А может, в тыл? Ранен-то в голову.

— Кому говорю — перевязывай! — резко бросил Петро и, когда третий номер стал бинтовать, добавил спокойнее: — Скоро рассвет, в атаку идти. Один, что ли, будешь с пулеметом? Соображать надо. Почувствую себя плохо — сам уйду.

Даугава, Даугава…

С рассветом ударила наша артиллерия. Снаряды вздымали тучи песка, сравнивали с землей блиндажи, укрытые огневые точки, которые наспех построили гитлеровцы.

Первым в атаку ринулся второй батальон. Вскоре его четвертая рота прорвалась к самому устью Даугавы, к волнорезу с маяком.

Вместе с другими бойцами пробился к берегу реки и сержант Лавров. Подбежал к воде и остановился в изумлении: вот она какая, Даугава! Широченная, могучая. Сильный ветер, дувший с моря, будто пытался остановить ее, повернуть вспять, но лишь поднимал волны. Взъерошенная река легко и свободно катила свои воды, посмеивалась над незадачливым ветром. И невольно в памяти всплыли гоголевские строки, которые в школе учили наизусть: «Кто из казаков осмелится гулять в челне в то время, когда рассердился старый Днепр?» Непросто пуститься вплавь на утлом челне и по Даугаве. Здесь, в устье, как и на Днепре, не каждая птица долетит до ее середины. Но птице, может быть, и не обязательно быть на том берегу. А солдатам надо. Ведь только тогда он станет советским.

Артиллерия била с обеих сторон. Над рекой то и дело вырастали огромные столбы воды. Справа и слева трещали автоматы: бой за Мангалю еще продолжался. А бойцы четвертой роты уже рассыпались вдоль берега, поднимали затопленные лодки, выливали из них воду. Майор Воронков — он шел в атаку вместе с солдатами — приказал немедленно грузиться. И с завидной для его плотной фигуры легкостью первым прыгнул в одну из лодок.

— Пока не рассвело как следует, — громко произнес он, — фашисты не разберутся, кто плывет. Подумают, что свои. Так что быстрее в лодки, товарищи! Патронов побольше прихватите и зря не тратьте. Их еще не скоро доставят на тот берег. Вперед!

Надя и Рита не стали ждать особого приглашения. Скоренько заняли места в широком рыбацком челне, на всякий случай приготовились к стрельбе из винтовок. Расселись по лодкам и другие солдаты. Лавров устроился вместе с лейтенантом Николаем Жуковым. На Мангалю еще продолжался бой, а четвертая рота уже отчалила от берега.

В это время к устью Даугавы пробилась и пятая рота. В камышах и кустарнике нашлось еще около двадцати полузатопленных лодок. О месте, где они запрятаны, Ивану Степановичу Портону сообщили накануне местные жители. Не мешкая ни минуты, капитан приказал погрузиться и двинуться вслед за четвертой ротой. Сам же и возглавил эту группу десанта. Лида Ясюкевич и Дина Абрамова прыгнули в лодку к лейтенанту Павлову.

В предутренней дымке две роты батальона плыли к западному берегу. Четвертая оторвалась метров на 200–300. Солдаты гребли, выплескивали воду за борт, теряли и находили курс к месту причала, покрепче прижимали к себе оружие, чтобы не намокло, не отказало потом в нужный момент. Фашисты почти не стреляли. Лишь вспарывали воздух снаряды, то тут, то там рождая фонтаны.

Вот уже хорошо видны песчаные дюны, редкие кустики. Сильное течение тащит лодки в залив. Как раз неподалеку в Даугаву впадает полноводная Булльупе. Она с юга, а с запада Лиелупе отрезают большой участок земли, образуя по сути дела остров. Вот к нему-то и держала сейчас курс, борясь с течением, флотилия утлых суденышек, в военном обиходе называемых подручными средствами.

Гитлеровцы молчат. Очевидно, действительно решили, что это свои переправляются. Бой на Мангалю хоть и приутих, но все еще слышны пулеметные и автоматные очереди. Вот фашисты, по всей вероятности, и думают, что это под прикрытием арьергарда плывут сюда основные силы. Первые лодки ткнулись в песок в километре севернее Даугавгриваса. Солдаты, не задерживаясь, повыпрыгивали на берег, развернулись в цепь и с криком «ура» бросились вперед.