Там, за передним краем - [3]

— Здесь можно и в спичку попасть, — промолвила красивая рыжеволосая девушка. Вадим по голосу узнал, что это ей принадлежали слова: «Здрасьте, я ваша тетя». — А вот там… — она кивнула в сторону, откуда доносилась канонада, и замолчала.

— Да, боевого опыта у младшего сержанта пока нет, — в голосе майора зазвучали недовольные нотки. — Но и вы его не так давно обрели. Если надо, помогите ему, подскажите. Это закон фронтового братства. И еще — командиров не выбирают, их назначают. Ясно? — Начальник штаба обвел глазами девушек и продолжал: — По уставу положено, чтобы командир отделения жил вместе с подчиненными. — Сидевшая в середине дивчина с большими черными глазами и ямочкой на правой щеке ойкнула и тут же зажала рот рукой. Майор строго посмотрел на нее и повторил: — Да, вместе с подчиненными. Но мы сделаем исключение. Младший сержант Лавров спать пока будет у разведчиков, а там посмотрим. Сейчас я оставлю вас, знакомьтесь. После обеда, — тронул он за плечо Вадима, — зайдете ко мне, доложите. — И, еще раз взглянув на Клаву, вышел.

Вадим продолжал стоять. Назначение это настолько ошеломило его, что он до сих лор не мог придти в себя. Девушки с улыбкой смотрели на него. Та, которая ойкнула, с ямочкой на щеке, прищурила глаза и вкрадчиво спросила:

— А вы говорить-то умеете?

— Допустим, — буркнул Лавров.

— Ну и слава богу! — поднялась рыжеволосая. — А мы думали, вы… того, контуженный. — Раздался дружный смех.

— Девочки, сейчас же прекратите, — крикнула старший сержант Нечипорук. Она подошла к Лаврову: — Давайте я вас познакомлю со всеми. Вот эта — ефрейтор Самсонова, зовут ее Наташа. — Девушка, которая докладывала начальнику штаба, слегка наклонила голову. — А это Люда Михайлова. — На Вадима глянули огромные серо-зеленые глаза. — Она недавно на фронте. Всего два дня назад открыла боевой счет. Свету Удальцову вы уже знаете — она только что интересовалась, умеете ли вы говорить, потому что сама долго молчать не может. Но это в землянке, а на охоте лучшей напарницы не надо. Сама в этом не раз убеждалась. Надя Чуринова, — старший сержант показала на рыжеволосую красавицу, — сегодня что-то не в духе. А вообще она очень добрый человек. Это вот Аня Шилина. — Сидевшая с краю девушка с тонкими, нежными чертами лица сделала движение вперед. — Из Ленинграда. У нее с фашистами свои счеты. Осталась в семье одна. Сестренку никак не найдет. Почти такая же судьба у нашей Риточки Кулдзини. Она местная, из Латвии…

— Не надо, Клава, не напоминай, — звякнув двумя медалями «За отвагу», поднялась с нар стройная высокая девушка с лиловым шрамом на подбородке, отошла к столу.

В это время палатку, закрывавшую вход, будто ветром подняло. В землянку влетела невысокая крепышка, румяная, будто осеннее яблоко. Талия крепко перехвачена ремнем, на ногах хромовые сапожки, в руках несколько писем. Она хотела что-то сказать, но, увидев незнакомого младшего сержанта, осеклась, да так и осталась с полуоткрытым ртом.

— Это Таня Климанова, — представила ее Нечипорук. — Была ранена, недавно снова вернулась к нам. Каждый день ждет письма из госпиталя. Сегодня-то получила?

Таня отрицательно покачала головой. И тут же, весело сверкнув глазами, сообщила:

— Зато Маше Тарелкиной целых два, Наташе одно и Свете откуда-то с полевой почты.

Письма тут же оказались в руках адресатов. Зашуршала бумага. Наташа прочитала и отложила в сторону, промолвив лишь: «От мамы». По лицу Светы можно было читать содержание письма. Она улыбалась, тревожилась, сердилась, снова улыбалась.

Клава Нечипорук взяла Вадима за руку.

— Да вы садитесь, — сказала она. — Расскажите, как там, в тылу. Трудно, небось? Вы где учились?

— В Суслонгере, Марийской АССР, — присаживаясь на край нар, сказал Лавров. — Там, в лесу, мы жили и учились. Шесть месяцев. А потом вот ехали сюда, на фронт. На станциях к эшелону много людей подходило, узнавали, нет ли своих. Беседовали. Трудно, конечно, особенно с продуктами. Живут на картошке, да и той не всегда хватает. Но не унывают. Говорят: теперь не сорок первый, победа не за горами.

— Все правильно, — согласилась Клава, — но только победа — не снег: сама на голову не упадет. И чтобы добыть ее, еще много надо пота и крови пролить…

Часа два сидели они, разговаривали. Лавров рассказывал, как и чему учили в снайперской школе. Девушки в основном вели речь об уловках фашистских снайперов, о своем житье-бытье даже не заикались.

А оно у них было далеко не из легких. Это уже потом Вадим понял. Двенадцать красивых, двадцати — двадцатидвухлетних девушек оказались среди сотен здоровых, крепких мужчин, многие из которых четвертый год не знали женской ласки. Отсюда и излишнее внимание к «стеклышкам». Немало встречалось и сердцеедов. Иные с ходу клялись в вечной любви, другие предлагали сразу же идти в штаб полка и зарегистрировать брак. А получив отпор, некоторые мгновенно забывали о своей клятве и распускали грязные слушки. Сколько слез было пролито по этому поводу! Сколько горьких минут пережила почти каждая!

Бытовую неустроенность на фронте тяжело переносили даже мужчины. Каково же было женщинам! И если врачи, медсестры, работники столовых жили в более или менее сносных условиях, то быт девушек-снайперов ничем не отличался от быта мужчин солдат. Та же окопная грязь, дождь, холод, тесные блиндажи и землянки. А ведь далеко не каждый понимал сложность положения женщины в окопах.