Там, откуда ушли реки - [51]

А в сачке я не вижу странного многокрылого создания. В нем копошится парочка небольших мушек-жужжал, в светло-серых волосках, большеглазых, с прозрачными крылышками в причудливо извитых жилках. Самец немного больше самочки. Я одурачен, в сильном недоумении и не сразу осознаю, что произошло. Так вот какое ты длинное насекомое! Самец, встретив самочку, стал сразу же разыгрывать строгие правила брачного ритуала, существующие многие тысячелетия и передаваемые по наследству. Пристроился позади нее на лету и, не отставая ни на долю миллиметра, стал точно следовать за своей напарницей, копируя с величайшим совершенством все сложные пируэты ее замысловатого полета. Это был не только полет, а также испытание на силу и ловкость и своеобразное доказательство принадлежности партнера к тому же самому виду.

Среди мух виртуозные брачные полеты — довольно широко распространенное явление. Очень давно я видел, как две мушки летали друг за другом по маленькому кругу с такой невероятной быстротой, что контуры их тел исчезли из глаз и на месте крошечных пилотов появилось полупрозрачное колечко. Эту встречу я описал в очерке «Странное колечко», но мушек изловить не смог и больше никогда не встречал.

Я немного раздосадован неожиданным концом истории. Впрочем, стоит ли расстраиваться? Ведь и этот эпизод из жизни сереньких мушек тоже интересен, и разгадка его наполняет радостью сердце.

И еще вижу, как на бархане очень быстро вертится беспокойное крошечное насекомое, ни на секунду не остановится, не отдохнет, все время в движении, что-то ищет настойчиво. Откуда такой неистощимый запас энергии и силы? Приглядываюсь к энергичной крошке и узнаю осу-помпиллу — охотницу за пауками. Но какая она маленькая! Едва ли не 3–4 миллиметра. Не видал я такой помпиллы. И тогда вспоминаю, что несколько лет назад нашел осу, очень похожую на мою незнакомку, такую же неудержимую в поиске, но значительно крупнее размерами. Эта оса, как удалось узнать, разыскивала особых паучков, которые на день зарывались в песок, найдя их, быстро парализовывала, а затем уже поступала, как и все осы помпиллы, — закапывала добычу в норку и клала на нее яичко.

Видимо, и у этой малютки тоже была какая-то своя особенная маленькая добыча-паучок. Мне очень хотелось понаблюдать за ее охотой, дождаться конца поисков. Но осе не везет, нет ее добычи, истощилось и мое терпение.

Наверное, эта оса не известна науке.

За «Белыми развалинами» незаметно, заглядевшись на пустыню, я свернул, как оказалось потом, на другую дорогу, о существовании которой и не подозревал. Много раз я вспоминал этот роковой момент. Мы едем долго, пока не обнаруживаем ошибку, попадаем на дороги, ведущие к колодцам. У каждого колодца дорога большей частью заканчивается тупиком, и я взбираюсь на вершину бархана, осматриваю горизонт. Но вокруг бесконечные гряды песков и светлые пятна такыров между ними — обыденнейшая картина пустыни. Иногда из кустиков выскакивают худенькие зайцы и под завывание нашей собаки не спеша отбегают в сторону, или мимо лихо проносятся джейраны, и один из них, какой-то особенно резвый, совершает грациозные прыжки от избытка здоровья и молодого задора.

У некоторых колодцев — одноцилиндровый двухтактный моторчик. От него в колодец опускается брезентовый приводной ремень. Моторчик предназначен для того, чтобы крутить ремень, который на себе должен поднимать воду. Глядя на это приспособление, трудно поверить в успех и возможность его работы.

У одного такого колодца с мотором мы наматываем на его шкив веревку, дергаем за нее. Моторчик вначале молчит, потом несколько раз чихает и вдруг начинает громко и заливисто тарахтеть. Одна сторона ленты стремительно опускается вниз, другая с водой — вверх — и пошла вода в бетонированный резервуар, а из него в длинное корыто-поилку для скота.

Как видение пересекает наш путь табунок одичавших лошадей, все как на подбор коричневой масти, с длинными черными гривами и хвостами. Настоящие мустанги! Я остановил машину, осматриваю следы — ни у одной из лошадей нет подков.

Наши блуждания продолжаются. Кончились дороги, и мы, отчаявшись, едем по целине по кустам саксаула, царапая кузов, и вскоре попадаем в дремучий саксауловый лес. В нем даже слегка сумрачно, что совершенно необычно для пустыни. Могучие деревья давно не видели человека. Здесь тихо, и ветер не долетает до земли, потеряв силу в упругих и жестких ветвях. Местами саксаул перемежается с густыми подушками селитрянки. С великим трудом выбираемся из леса, и наконец— какая радость! — перед нами, судя по карте, сухое русло Орта-Баканаса.

Иду по сухоречью вниз. Оно очень живописно. С одной стороны крутой обрывистый берег, поросший густым саксаулом и турангой и узкой полоской густого тростника, с другой — тамариски и селитрянки. Летом здесь во многих местах была вода. Сейчас от нее осталась влажная, в глубоких трещинах черная земля. В одном месте еще уцелело длинное узкое озерко с густо-зеленой водой. Из нее выглядывают белые от соли и голые стволики тамариска.

Я ушел от машины далеко, не слышно голосов моих спутников. Вокруг чарующая глубокая тишина. Остановился, наслаждаюсь ею, и вдруг раздается громкое рыкание, шум тростника — на высокий берег стремглав выскакивают три кабана и мгновенно скрываются. И снова глубокая тишина, только сердце бьется громко в груди от неожиданной встречи со зверями, да чудится, будто кровь стучит в висках.