Там, откуда ушли реки - [26]

Я с интересом разглядываю хозяина жилища. Это еще незрелая самочка. Ей предстоят одна-две линьки. Она соскабливала ядоносными челюстями (они даже слегка притупились от такой непривычной работы) мокрый влажный песок, скатывала его в круглые тючки, обвязывала их нежнейшей паутинной сеткой и выносила наверх. Иначе не вынести песок из норы. Я вглядываюсь в катышки через лупу и кое-где вижу остатки поблескивающей паутины.

Как часто натуралисту помогает чисто случайное совпадение обстоятельств! Находкой я обязан сухой былинке, склонившейся над песком. Она вычертила розу ветров и помогла найти норку. Теперь я легко угадываю по катышкам норки и всюду в них нахожу незрелых самок, заметно уступающих размерами своей мужской половине.

А время идет. Тюльпанчики перестали глядеть на солнце, сложили лепестки, закрыли желтые сердечки и стали как свечечки. Желтые цветки гусиного лука тоже сблизили венчики-пальчики.

Возвращаясь к биваку, я думаю о том, почему убежища самок закрыты наглухо, а самцы все же оставили что-то подобное кисейной оболочке? Неужели потому, что самке, продолжательнице рода, полагается быть более осторожной! Самцы созрели раньше, потому что по паучьему обычаю они скоро должны бросить свои насиженные жилища, в которых прошли их детство и юность, и приняться за поиски подруг. Жизнь в пустыне приспособлена к самым неблагоприятным условиям. Самцам предоставляется изрядный запас времени для поисков самок, и если сейчас здесь им и нетрудно найти теремки своих невест, то, наверное, в тяжелые времена, хотя бы в то далекое время, когда эти застывшие барханы струились от ветра песчаной поземкой, брачные поиски были тяжелы и нередко кончались неудачей.

Утром, прежде чем мы отправились дальше в путь, — еще находка! Катышки песка выброшены из норы, как всегда, полукольцом, но на месте норки глубокая копанка, следы чьих-то лапок и длинного хвоста. Вблизи, на склоне бархана, возле норы сидит песчанка, долго и внимательно смотрит на меня, потом встает столбиком и, вздрагивая полным животиком, заводит мелодичную песенку. Ей начинает вторить другая тоном выше, потом присоединяется третья. Трио получилось неплохим, и я сожалею, что не могу записать его на магнитофонную ленту.

Что же произошло с хозяином подземного жилища? Я раскапываю остатки норки — выясняю в чем дело. Бедный паук! Его выкопала и съела песчанка. Кто бы мог подумать, что этот распространенный житель пустыни, отъявленный вегетарианец лакомится пауками?! И судя по всему, у него в этом ремесле недюжинный навык. Песчанке известен секрет расположения норки среди выброшенных наружу катышков, не без труда разгаданный мною, и она ловко прокапывает узкий ход.

В пути, как всегда, мы часто останавливаемся. В понижении между барханами зеленеют тополя. Здесь они растут давно, и на месте состарившихся и погибших появляются молодые. Во многих деревьях в дуплах, пробитых дятлами, поселились и скворушки. Пока есть вода на такырах, они успеют вывести птенчиков — и тогда долой из этой страшной пустыни.

Высоко в небе кружатся пролетные коршуны, перекликаются зычными флейтовыми голосами вороны. По сухому руслу лежат раковины моллюсков. Они хорошо сохранились, пережили века и будут лежать еще долго в этой сухой пустыне. В этом месте, наверное, неглубоко залегает вода, возможно, был колодец, не раз бывали скотоводы, и песок, передвинутый ветрами, обнажил кусок глиняного сосуда с ручкой из грубой глины, замешанной на крупном кварцевом песке. В отверстие ручки не вошел мой указательный палец, только мизинец чуть-чуть пролез. Для каких маленьких рук был предназаначен глиняный сосуд и к какому времени он относится?

Немного дальше я вижу красноватый камень; он тяжел. Да и камень ли это? Очень похож на метеорит, давно упавший на землю и сильно покрытый окисью. Кое-где на поверхности его сохранились участки оплавленного железа. Хотя это могут быть остатки плавки из печи. Неужели здесь лили железо?!

Еще больше раскалился песок и сильнее печет солнце. Над землей пляшут мухи с ярко-белым пятном на голове и белым пятнышком на кончике брюшка. Белые метки с двух сторон легко заметить. Каждый танцор держится строго на своем месте. Если кто-нибудь окажется на его территории, сразу начинается погоня и нагоняй пришельцу. Чувство хозяина придает ему силу. Нарядных мух навещают их скромные серенькие подруги.

Иногда прилетает крупная пчела антрофора и, покрутившись, мчится дальше. Ее полет стремителен и необыкновенно быстр.

Вдали видна еще одна небольшая рощица тополей. Там, наверное, тень, прохлада и нет страшной сухости. Но деревья редки, вокруг них колючие кусты чингиля, тени мало. На одном дереве большое гнездо орлана, и под ним кучка шкурок пустынных ежей. Я поражен находкой, и мои прежние представления о врагах этого жителя пустыни неожиданно меняются. В пустыне очень часто встречаются свернувшиеся клубочком шкурки ежей. После того как зверек съеден, его шкурка сворачивается сокращающимися подкожными мышцами и засыхает. Утверждают, будто такие шкурки — следы работы лисицы и корсака. Якобы плутовка, найдя ежа, мочится на него, и тот разворачивается и попадает в зубы хищника. Еще говорят, будто в лесной местности другого, обыкновенного, ежа лисица закатывает в воду и там его, развернувшегося, уничтожает. Ни при чем тут, по-видимому, лисица, и вряд ли она может справиться с отлично вооруженным иголками животным. Еж беззащитен перед орлом. Птица поднимает его в воздух и бросает с большой высоты. Потом с погибшим от удара о землю животным расправиться нетрудно.