Там, откуда ушли реки - [21]

Я пытаюсь сфотографировать джургу, но на верный фотовыстрел она не подпускает, продолжая мастерски разыгрывать роль раненой. Но едва мы отъезжаем, как джурга легко и плавно взмывает в воздух.

Вот опять старое русло реки, оно заросло тополем и саксаулом. Мертвые стволики искорежены, замерли на века. Здесь не могут приняться за древесину грибки и бактерии, слишком она для них суха.

Весенняя пустыня принарядилась цветущими тюльпанами и ферулами.

Плоды пустынной осоки созревают весной и летят по ветру

Тишина и покой. Редкий посвист большой песчанки. Иногда пролетит любопытная каменка. И вдруг, как пламенеющий огонек, ярко-желтая птица в стремительном полете над самой землей. За ней другая, потом через минуту еще две. Я не сразу могу догадаться, кто это. Еще бы: иволга в пустыне! Птицы возвращаются с юга, с зимовок, на север, на гнездовья. Туда лежит их путь — жителей леса над чужой и сухой землей. Прилет иволги фенологи отмечают как конец весны и наступление лета.

В пухлом солончаке колеса машины проделывают глубокую борозду. В нем и ноги тонут по щиколотку. Вокруг все те же черные и мертвые стволы саксаула, торчат будто скелеты чудовищ с распростертыми в сторону ветвями. Многие повержены на землю. Кое-где среди этого кладбища растений зеленеют отдельные деревца. И здесь тишина, покой и нет даже муравьев-завсегдатаев. Может быть, кто-то притаился под лежащими на земле стволами. Переворачиваю их один за другим. Вот попался светло-желтый скорпион Буту эупеус. Несколько мгновений он неподвижен, потом, ощутив свет и тепло, очнувшись и подняв над собой свое грозное оружие — длинное и гибкое заднебрюшие с иглой на конце, помчался искать убежище.

Вид у скорпиона самый воинственный; он ночной житель, а днем ищет укрытия от жарких солнечных лучей и прячется во все возможные теневые укрытия и может неподвижно сидеть в своем убежище хоть целыми неделями, ожидая случайного посетителя, которым можно полакомиться: какого-нибудь паучка, гусеницу, жучишку, ищущих на день укрытия от жарких лучей солнца. Наш скорпион слабо ядовит, его укол не сильнее пчелиного, а рассказы об опасности, которую якобы это животное представляет для человека, сильно преувеличены.

Еще под лежащими валежинами притаились мелкие паучки, жуки и уховертки. Кирюшка нашел ежа и, как всегда, устроил по этому поводу истерику. Не удержался, несколько раз схватил зубами, оцарапал пасть Ежик вскоре с нами освоился. Съел с аппетитом предложенную ему златку юлодию, с не меньшим старанием и охотой слопал двух скорпионов. Но от чернотелки отказался. Пренебрег и сцинковым гекконом.

На еже оказалась уйма клещей разных возрастов. Пять крупных, размером с фасолину, напившихся крови, сидели между иголками. В этом отношении ежик занимает своеобразное место среди прокормителей этих кровососов. Обычно взрослые клещи нападают только на крупных животных. Когда в пустыне мало или нет крупных животных, клещей спасают ежи. Как и следовало ожидать, ежику не понравилась операция удаления клещей, но съел он их всех, напитался собственной кровью, с превеликим удовольствием.

Найдя зеленый листочек, жук-чернотелка принимается его жадно пожирать

Цветет карликовый шиповник, распластанный по земле

Несколько дней назад черные тучи пролились дождями не сплошь, а полосами. Теперь в пустыне, одинаково ровной, поросшей саксаулом и кеуреком, вдруг яркая радостная зелень. Потянулась кверху пахучая полынка, запестрели крохотными цветками приземистый пушистый шиповник, осочка, песчаный злак — селин и многие другие.

Чем дальше, тем ровнее горизонт и бесконечный саксаул. Иногда голые, ослепительно яркие и белые такыры и обманные озера-марижи. Мы давно им уже не верим. И вдруг:

— Озеро! — кричу я своим спутникам.

— Мираж! — дружно отвечают они мне.

Но дорога уткнулась в озеро, и я, опасаясь за машину, объезжаю его стороной. Впрочем, это не настоящее озеро, а такыр, залитый водой. Сюда со всех сторон по едва заметному понижению сбежались ручейки воды. Судя по всему, здесь прошел основательный ливень. Но солнце, безжалостное, жаркое солнце и сухой воздух пустыни сушат эти обманчивые озера, и они исчезают на глазах.

Теперь озера одно за другим на нашем пути, и вот:

— Пожалуйста! — говорю я своим спутникам. — Полюбуйтесь.

На временное озерко прилетел ходулочник

Бегут по озеру-такыру стайки куличков-плавунчиков.

Кулички-плавунчики интересные птицы. Ранней весной возвращаясь из теплых стран с зимовок, они долетают до тундры, быстро разбиваются на парочки, самки кладут яички и… собравшись стайками, покидают места своих гнездовий, откочевывая вновь к югу. Все заботы по воспитанию птенцов лежат только на самцах, и бедная мужская половина этого странного вида трудится изо всех сил, в то время как женская беспечно летает по озерам теплого юга. Эти птицы очень доверчивы и к тому же сейчас сильно голодны, что-то склевывают в том месте, где вода едва покрывает землю. Что склевывают? Конечно, не зерна, а насекомых. Но каких?

Такырные озера меня давно интересуют. Стоят такыры голые годами без воды и нет на них решительно ничего живого. Сухость, испепеляющий зной летом, морозы зимой, казалось, простерилизовали этот природный асфальт, образовавшийся из тонкой взвеси глины, оседавшей из воды. Но удивительное дело! Как только вода покроет их поверхность, такыры оживают. Солнце быстро нагревает эти крошечные озерки, и тогда все то, что скрыто глубоко в земле, давно засохшее и, казалось, погибшее, оживает, пробуждается и в живительной теплой влаге торопится изо всех сил завершить свои жизненные дела, чтобы потом вновь погрузиться в небытие на долгие годы. Несколько дней или недель бодрствования и затем несколько лет покоя. Какую только форму не принимает разноликая жизнь на нашей планете!