Там, на войне - [6]
— Не-ет, брат! Просился на передовую, вот и сиди со мной. Может, мне без тебя здесь скучно будет… — ёрничал майор, — Лейтенант! — Он повернулся ко мне. — Найдите этих раздолбаев и скажите капитану Скалову, что за каждую минуту опоздания он мне ответит.
Ничего такого капитану Скалову я говорить не буду. Не только потому, что капитан толковый мужик (да еще кандидат наук, историк), — он, как умеет, гасит злобные майорские вспышки, защищает нас от его придирчивых разносов и угроз (а меня-то и подавно).
Подкатила крытая машина с красным крестом на борту — врач батальона Саша Идельчик полушепотом доложил майору о прибытии санчасти на передовую. Он полагал, что в непосредственной близости от противника разговаривать надо именно так.
— Во! — шумел майор и призывал в свидетели младшего лейтенанта. — Ты посмотри… — И снова врачу: — Вы чего тут шепчете? Здесь фронт, здесь стреляют, а не шепчут! Товарищ старший лейтенант медицинской службы И-дель-чик! — Майор говорил так громко, словно задался целью сообщить противнику звание и фамилию своего батальонного лекаря. — Санитарная колымага прикатила, она нашла дорогу, а батальона нет!
Идельчик растерянно и затравленно молчал. С ним прибыли санинструктор Тося Прожерина и два пожилых санитара.
А вот дальше майор выкинул нечто совсем уж обалденное — он отправил старшего лейтенанта медицинской службы прокатиться по широкой полевой дороге до перевернутого броневика, объехать его и проверить…
Доктор не выдержал:
— Пробивает ли фашистская пуля фанерный кузов и живой организм? Как врач могу засвидетельствовать — и то, и другое пробивает одинаково легко.
Это была дерзость особая. Да еще в присутствии уполномоченного СМЕРШ. Майор и Старков переглянулись.
— Вы эти… штучки… оставьте при себе! — Голос у майора дал трещину. — Приказ слыхали? — уже злобно произнес он. — Заодно посмотрите, нет ли там наших раненых. — Майор шел как на пролом.
— Наших раненых там быть не может, — ответил оскорбленный врач, — потому что их эвакуировали оттуда еще утром.
Он направился к своей машине, распахнул заднюю дверцу, решительно выдворил оттуда двух санитаров и Тосю — так решительно, что майор не успел вымолвить слова. А сам подошел к кабине, сел рядом с водителем, и машина с грохотом и дрожью двинулась в нелепый рейс. Я тешил себя надеждой, что ближний пулемет все-таки мне удалось заткнуть. Хотя такие надежды бывают обманчивы.
Санитарная машина была безнадежно неисправной еще задолго до появления в батальоне. Трудно было понять, как пожилому водителю удавалось стронуть ее с места, а когда она уже катилась — останавливать.
— А-а-а, вы еще здесь?! — Майор вспомнил обо мне. — В тыл! Живо! И без батальона не возвращайтесь.
Можно было подумать, что это я потерял батальон, а не он!
Гришин чмокнул губами, как на ленивую кобылу, и наш мотоцикл покатил в тыл, так же осторожно цокая и перекатываясь на неровностях, как двигался в сторону противника. Мне нравилось, что водитель— совсем мальчишка, а не дергается и не скисает от майорских окриков.
Не успели мы проехать и несколько сот метров, как позади раздались длинные очереди и в небе вспыхнули осветительные ракеты — это немецкий пулемет ударил по нашему доктору!
… История с запропастившимся батальоном в ту ночь разрешилась неожиданностью. Хоть луна и спряталась за облака, мы вскоре нашли колонну на развилке полевых дорог. Начальник штаба сидел в коляске мотоцикла на десяток метров впереди всех и пребывал, казалось, в состоянии прострации, которая в армии называлась глубоким раздумьем. Я долго разглядывал его — он не шевелился, может быть, просто не знал, в какую сторону следует двинуться. А развилок у этой дороги было несколько… Вся колонна, размытая тьмой, казалось, тоже находилась в состоянии тяжелой дремы — заглушенные моторы только подчеркивали тягостность этого общего ступора… Почему-то начштаба был плотно, с головой, укутан в плащ-палатку, словно она представляла собой пуленепробиваемый панцирь. Продолжением его длинной вытянутой руки был поблескивающий пистолет «ТТ».
— Сто-о-ой! Сто-ой, стрелять буду! Сто-о-ой!! — как-то воюще пропел он, и я подумал: пожалуй, сейчас выстрелит.
— Сергей Авксентьевич, — четко произнес я, — не стреляйте, пожалуйста, — очень уж не хотелось, чтобы ни с того ни с сего он пальнул.
— Черт знает, где вас всех носит! — взвился капитан Скалов и резко понизил голос. — Что, встретить колонну по-человечески не могли? На передовой!.. А майор где?
— Как раз он-то на передовой. И круто матерится. Там еще Старков подъелдыкивает. Бросают в атаку на врага доктора Идельчика. — Я наклонился к капитану. — Только до них километра три.
— Три?! — испугался капитан.
— Ну, два с половиной, — уступил я.
— Как же это нас занесло?..
— Не знаю, товарищ капитан, — я искренне сочувствовал ему.
— Ну, давайте туда! Живо!
— «Живо» здесь в лапы к немцам ездят, товарищ капитан.
— Хватит зубоскалить. Садитесь со мной.
— Извините, я на своем драндулете.
— Заводи! — прикрикнул начштаба, командиры повторили команду. — Только далеко вперед не уезжать! Чтобы я вас все время видел! — приказал он.
Это произведение не имело публикаций при жизни автора, хотя и создавалось в далёком уже 1949 году и, конечно, могло бы, так или иначе, увидеть свет. Но, видимо, взыскательного художника, каковым автор, несмотря на свою тогдашнюю литературную молодость, всегда внутренне являлся, что-то не вполне устраивало. По всей вероятности — недостаточная полнота лично пережитого материала, который, спустя годы, точно, зрело и выразительно воплотился на страницах его замечательных повестей и рассказов.Тем не менее, «Обыкновенная биография» представляет собой безусловную ценность, теперь даже большую, чем в годы её создания.
Это — вторая книга Т. Вульфовича о войне 1941–1945 гг. Первая вышла в издательстве «Советский писатель» в 1991 году.«Ночь ночей. Легенда о БЕНАПах» — книга о содружестве молодых офицеров разведки танкового корпуса, их нескончаемой игре в «свободу и раскрепощение», игра в смерть, и вовсе не игра, когда ОНА их догоняла — одного за одним, а, в общем-то, всех.
Писать рассказы, повести и другие тексты я начинал только тогда, когда меня всерьёз и надолго лишали возможности работать в кинематографе, как говорится — отлучали!..Каждый раз, на какой-то день после увольнения или отстранения, я усаживался, и… начинал новую работу. Таким образом я создал макет «Полного собрания своих сочинений» или некий сериал кинолент, готовых к показу без экрана, а главное, без цензуры, без липкого начальства, без идейных соучастников, неизменно оставляющих в каждом кадре твоих замыслов свои садистические следы.
Книга Владимира Арсентьева «Ковчег Беклемишева» — это автобиографическое описание следственной и судейской деятельности автора. Страшные смерти, жуткие портреты психопатов, их преступления. Тяжёлый быт и суровая природа… Автор — почётный судья — говорит о праве человека быть не средством, а целью существования и деятельности государства, в котором идеалы свободы, равенства и справедливости составляют высшие принципы осуществления уголовного правосудия и обеспечивают спокойствие правового состояния гражданского общества.
Емельян Пугачев заставил говорить о себе не только всю Россию, но и Европу и даже Северную Америку. Одни называли его самозванцем, авантюристом, иностранным шпионом, душегубом и развратником, другие считали народным заступником и правдоискателем, признавали законным «амператором» Петром Федоровичем. Каким образом простой донской казак смог создать многотысячную армию, противостоявшую регулярным царским войскам и бравшую укрепленные города? Была ли возможна победа пугачевцев? Как они предполагали обустроить Россию? Какая судьба в этом случае ждала Екатерину II? Откуда на теле предводителя бунтовщиков появились загадочные «царские знаки»? Кандидат исторических наук Евгений Трефилов отвечает на эти вопросы, часто устами самих героев книги, на основе документов реконструируя речи одного из самых выдающихся бунтарей в отечественной истории, его соратников и врагов.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.