Там, на войне - [28]
Битюг с засученными рукавами внезапно оседает и тупо, как колода, валится лицом в рыжий бруствер. Власовцы суетятся, затаскивают его грузное тело в окоп, а я даже не оборачиваюсь и не проверяю, где сейчас Маркин. Это его новый «проступок».
… Лейтенант в хромовых сапогах, наверное, был славный малый. А вот серые пятна на склоне оврага и на дне его… Сколько их!..
В бою приходят в голову только простые мысли. Способность соображать под огнем — это редкая способность. А не только понимать, но и действовать, да еще отвечать за жизни людей, да еще не сыграть в ящик самому… Это не просто, потому что в это время в тебя целятся. У твоих товарищей и у тебя хотят отнять жизнь, тебя берут на мушку много глаз на той стороне. Смерть каждого из них — лежит серым пятном на мне. Я не дам убивать их просто так, потому что война!.. До хрустальной роты мне не дотянуться. Но в своем взводе— не дам; просто так не дам никого — даже Патрова…
Слева от меня прижался к щели Усик, а рядом с ним Патров. Маркин как исчез куда-то, так с тех пор больше и не появляется. Но он где-нибудь поблизости.
Снова водворяется тишина. Нам еще долго сидеть здесь. Мы все томительно молчим. Тошно.
Маркин появляется как ни в чем не бывало и приносит жратву: миску старой квашеной капусты, сушеный горох и вязку репчатого лука.
— Мастера чистили эти Федорки, — говорит он. — Все выбрано. До основания!
Обедаем. Курим. Снова щель в стене… Овраг… Окопы… Вечереет… И я опять начинаю размышлять вслух:
— Значит — дамба. Там нет пулемета. Следующей ночью мы попытаемся пройти к ним в тыл. И если уж пройдем…
Мы знаем все их окопчики, знаем пулеметное гнездо, знаем их рожи, знаем, что над дамбой нет пулемета. Мы устроим им поросенка, устроим хрустальную роту, мы заставим их валяться на земле и сделаем холм пятнистым, мы им припомним лейтенанта в хромовых сапогах!.. И пусть они тогда посмеются.
Уходим в поздних сумерках. Деревню еще не задавила темнота, и власовцы еще не начали освещать овраг и наш пригорок ракетами. В эту минуту мы исчезаем отсюда так же тихо, как и явились.
За овином прыгаем на одном месте — проверяем, не гремит ли снаряжение. Не гремит. День отдыха окончен.
Все трое смотрят на меня и ждут. Надо произнести несколько слов, от которых, может быть, многое зависит. И я произношу их:
— Патров… За ним Усик и Маркин. Я последний. Ждать за бугром, лежа… Патров, вперед!.. Ни пуха!..
Патров пригибается и бежит вверх по проторенной дорожке. Мы смотрим ему в спину и хотим, чтобы он не оглядывался. Он не оглядывается. Вот Патров переваливает через вершину бугра и исчезает в сумеречной мгле… Власовцы не стреляют, можно идти остальным. Усик и Маркин бегут вместе. Я поворачиваюсь и смотрю в сторону власовских окопов. Там все тихо. На нашем пригорке ни Усика, ни Маркина разглядеть уже нельзя.
Наступает моя очередь. Сейчас взовьется первая ракета.
В поле за пригорком чернеют силуэты лошадей. Они разбрелись, стоят по одной, а кое-где и по две, положив морды друг другу на крупы, и не шевелятся. Только одна, почуяв наше приближение, осторожно перебирает ногами…
Лошади намаялись за день. Устали. И спят.
Ни о чем, кроме дамбы, я думать не мог — все пытался еще и еще раз мысленно пройти на тот берег и разглядеть, что там может случиться. Вот уже в который раз я воображал себя проползающим то по левому отлогому откосу, то по правому крутому, туда и обратно. То одна сторона, то другая казалась предпочтительнее, в зависимости от того, на какой стороне у них может быть установлен пулемет. А что, если и на той и на другой? Чтобы пулемета там не было вовсе, я думать не имел права. Пулемет должен быть.
Наши части остановлены противником. Затормозилось все наступление, командир корпуса с треском снят и на его место назначен новый. Этот долго терпеть топтание на месте не станет, а то и его, как предыдущего, снимут… Но пока враг никуда откатываться не собирается, очень даже крепко держится — эсэсовцы, власовцы, «тигры» и «пантеры» — весьма ощутимо!
Весь предыдущий день мы торчали в ничейной полосе, под самым носом у противника, а до этого четверо суток (правда, без Патрова) не вылезали из разведки. Ну сколько можно?! Пусть Усик и Маркин отдохнут. Нельзя передерживать человека под прицелом. Как говорится, вовремя меняй пластинку, а то треснет… А про Патрова вообще ни слова. Будем живы — разберемся.
С самого утра было пасмурно, а тут солнышко чудом пробилось через слоистые облака и глянуло прямо на крыльцо. Так пригрело, что захотелось мурлыкать, но это было бы уж слишком. Я сидел на ступеньке и был относительно надежно отгорожен от противника плетнем и стенкой старого сарая. Дамба начиналась за сарайчиком метрах в пятидесяти и прямой линией уходила к той стороне села. Сама дамба была длиной метров в восемьдесят — сверху ровная, утрамбованная, ширина — два метра с четвертью, вода через затвор стекала в заросшую камышом и осокой пойму речушки. Закрыл глаза и стал прикидывать, откуда будет светить луна и будет ли? Маракую!.. Облачность установилась переменная — только бы так все и оставалось. С наступлением темноты придется прощупать дамбу по-настоящему: руками, ногами, брюхом — всем, чем придется.
Это произведение не имело публикаций при жизни автора, хотя и создавалось в далёком уже 1949 году и, конечно, могло бы, так или иначе, увидеть свет. Но, видимо, взыскательного художника, каковым автор, несмотря на свою тогдашнюю литературную молодость, всегда внутренне являлся, что-то не вполне устраивало. По всей вероятности — недостаточная полнота лично пережитого материала, который, спустя годы, точно, зрело и выразительно воплотился на страницах его замечательных повестей и рассказов.Тем не менее, «Обыкновенная биография» представляет собой безусловную ценность, теперь даже большую, чем в годы её создания.
Это — вторая книга Т. Вульфовича о войне 1941–1945 гг. Первая вышла в издательстве «Советский писатель» в 1991 году.«Ночь ночей. Легенда о БЕНАПах» — книга о содружестве молодых офицеров разведки танкового корпуса, их нескончаемой игре в «свободу и раскрепощение», игра в смерть, и вовсе не игра, когда ОНА их догоняла — одного за одним, а, в общем-то, всех.
Писать рассказы, повести и другие тексты я начинал только тогда, когда меня всерьёз и надолго лишали возможности работать в кинематографе, как говорится — отлучали!..Каждый раз, на какой-то день после увольнения или отстранения, я усаживался, и… начинал новую работу. Таким образом я создал макет «Полного собрания своих сочинений» или некий сериал кинолент, готовых к показу без экрана, а главное, без цензуры, без липкого начальства, без идейных соучастников, неизменно оставляющих в каждом кадре твоих замыслов свои садистические следы.
Наиболее полная на сегодняшний день биография знаменитого генерального секретаря Коминтерна, деятеля болгарского и международного коммунистического и рабочего движения, национального лидера послевоенной Болгарии Георгия Димитрова (1882–1949). Для воссоздания жизненного пути героя автор использовал обширный корпус документальных источников, научных исследований и ранее недоступных архивных материалов, в том числе его не публиковавшийся на русском языке дневник (1933–1949). В биографии Димитрова оставили глубокий и драматичный отпечаток крупнейшие события и явления первой половины XX века — войны, революции, массовые народные движения, победа социализма в СССР, борьба с фашизмом, новаторские социальные проекты, раздел мира на сферы влияния.
В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.