Там, где твое сердце - [12]

– Мне казалось, что если когда-то я им пленилась настолько, чтобы выйти замуж, то должна терпеть. Кроме того, кому я нужна такая, да еще с двумя детьми!

– Лера, – Олег взял ее за подбородок и внимательно посмотрел в зеленые с коричневыми крапинками глаза. – А ты правда не понимаешь, что очень красивая женщина?

– Я? Красивая? – изумление было таким сильным, что Лера даже поперхнулась.

– Конечно. Я на тебя смотрю, и у меня сердце замирает, какая ты красивая. Твои волосы, твои глаза, у тебя лицо скульптурное, как на картинах эпохи Возрождения. И тело… Я, когда тебя раздетую вижу, то не могу себя контролировать, так тебя хочу.

Голос у него стал хриплым, и, чуть скосив глаза, Лера убедилась, что да, действительно хочет.

– Мы сейчас не можем, – шепотом сказала она и вспыхнула от смущения, – у нас дети в соседней комнате.

– Я дотерплю до ночи, – пообещал ее невообразимый муж, считающий ее красавицей. – Но ты себе цены не знаешь.

– Трудно знать себе цену, когда тебе долгие годы твердят, что ты жирная корова, уродка, образина и черт знает кто еще, – призналась Лера. – Я совсем в себя верить перестала. Он во мне все убил, кроме жутких комплексов. Мне иногда кажется, что у меня внутри прячется сонм чудовищ. И все они кричат, рычат, вопят, кусают и когда-нибудь сожрут меня изнутри.

– Ты очень красивая, чувственная и уникальная женщина, – Олег притянул ее к себе, и она спрятала свое пылающее лицо у него на груди. – И у тебя женственная соблазнительная фигура, которую можно бесконечно гладить, ощущая под пальцами шелковистую прохладную кожу. – Он засунул руку ей в вырез домашней кофточки и пошевелил пальцами, пытаясь поймать сосок. Лера выгнулась дугой от моментально пронзившего ее удовольствия. Он довольно засмеялся.

– А Игорь всегда говорил, что я фригидная, – задумчиво сказала она, размышляя о том, нельзя ли забаррикадироваться от Степки с Антошкой изнутри, чтобы не ждать до ночи, и ужасаясь собственному бесстыдству.

– Твой Игорь – просто больной, – авторитетно заявил Олег, уже двумя руками залезая к ней под кофточку. – Он тебя бил?

– Один раз ударил. После этого я и сказала ему, что развожусь. В тот раз я изменила своему правилу не тревожить бабулю. Убежала к ней в слезах, и она мне сказала, что больше я к нему не вернусь, потому что уважающая себя женщина не может жить со скотом. Уважать я себя к тому моменту уже не уважала, но так боялась Игоря, что действительно решила уйти. Получилось почти через год. И этот год я предпочитаю не вспоминать.

– И не надо. – Голос Олега был нарочито бодр, и Лера видела, что он упорно пытается овладеть собой, то ли из-за ее рассказа, то ли от нереализованного желания срочно лечь с ней в постель. – Ты мне лучше расскажи, откуда в твоем хозяйстве такие красивые морские раковины?

Раковин было десять. Большие, глянцевые, хранящие шум и аромат моря, они отличались изумительной красотой. В своей прошлой, полной горестей жизни Лера любила слушать их успокаивающий голос, нашептывающий, что все обязательно будет хорошо. В последнее время такое утешение ей не требовалось, и она даже как-то подзабыла про раковины.

– Это мне дед дарил, – с готовностью начала рассказывать Лера. – Он очень любил море, каждый год ездил в санаторий, когда с бабулей, когда один. И привозил мне в подарок раковину. То есть дарил не каждый год, конечно. Но частенько.

То есть первую раковину он маме отдал, когда я родилась. Вон ту, розовую. Я ее больше всех люблю. Потом вторую принес, когда мне месяц исполнился. Третью на год подарил.

– Странный подарок для новорожденного ребенка. И для годовалого тоже.

– Ну, я ж тебе говорила, дед очень любил раковины. Он говорил, что в них заключена вся мировая гармония. Но это когда я уже постарше была. А та вот раковина мне на два года подарена, та – на три, вот эта – на пять. – Лера по одной брала тяжелые перламутровые завитки и протягивала Олегу.

– А где на четырехлетие раковина?

– А не было. Только на пять. И следующая – на восемь. Вот эта, видишь, самая большая и тяжелая. Он ее из Крыма привез.

– А потом? – Олег неожиданно для себя заинтересовался морскими подарками. Было в них что-то тревожно-необычное.

– Вот эту он мне на тринадцатилетие преподнес, а вот эта, – голос Леры чуть дрогнул, – эта была последняя, которую он мне подарил. На двадцать один год. И вскоре после этого умер.

– А самую последнюю ты сама покупала? – Олег показал на стоящую с краю совершенную раковину, переливающуюся всеми цветами радуги.

– Нет, эту мне бабуля подарила. В этом году. Сказала, что дед ей наказал, если его не станет, вручить мне в тридцать четыре года.

– Странная закономерность, – нахмурившись, заметил Олег.

– Почему? – удивилась Лера.

– В детстве он тебе их дарил почти каждый год. Потом начались перерывы. После его смерти этот перерыв вообще составил тринадцать лет. – Олег замолчал, словно осененный какой-то мыслью.

– Ты чего? – встревожилась Лера.

– Да так, – он махнул рукой, – мелькнуло что-то в голове и ушло. Не важно. Странно, что Степка с Антошкой при всей их непоседливости эти раковины не разбили.

– Ну что ты, им с детства было запрещено их трогать, – сказала Лера. – Это же память о дедушке. Они его уже не застали, только из моих рассказов знают, какой он был замечательный. А раковины эти мы с ними изучали. В энциклопедии читали, какая откуда. Мальчишкам интересно было, они ж такие любопытные. Слушай, а что они так тихо сидят? – вдруг всполошилась она. – Уже полчаса из соседней комнаты ни звука.