Там, где тебя ждут - [19]

Тимо продолжал рассказывать про свой будущий фильм, о том, как вы подходите для участия в нем. Это вызвало волну такого дикого раздражения, что вы отбросили любые мысли о продолжении такого знакомства. Поверхностная, завлекательная линия казалась очевидной и банальной, и вас оскорбило то, что он мог считать такой подход результативным. Как он посмел думать, что вы клюнете на такую чепуху? Или он считает вас совсем ребенком?

Вы бросили соломинку обратно в стакан, когда он сообщил, что наблюдал за вами целую неделю.

– У вас, – заметил он, – на редкость живое лицо. – Ему также понравилось, как вы хмуритесь и естественный взлет ваших высоких скул. Вы решили, что с ним все ясно. Вы не будете спать с ним. Допьете коктейль, а потом отправитесь домой.

– Вы будете великолепны в этой роли, – произнес он приглушенно, – она подходит вам абсолютно и совершенно.

Вы нащупали под столом вашу сумочку.

– Но я совсем не актриса, – возразили вы, положив сумочку на колени.

– Как раз именно поэтому, – воскликнул он, – вы так совершенны. Мне не нужны актеры для моего фильма, не нужны натренированные, как цирковые животные, персонажи, знающие, как показать себя перед камерой в лучшем виде. Это все так стереотипно, так нарочито. Я намерен собрать людей, которые и близко не подходили к съемочным площадкам. Тогда все будет свежо и непредсказуемо. Я хочу разорвать руководство по производству фильмов и создать новый путь для сценического воплощения. Никаких профессиональных актеров. Только настоящие, реальные люди.

Вы пристально посмотрели на него. Он ответил вам таким же пристальным взглядом. Это напоминало игру в гляделки, кто первый моргнет.

– Я не пытаюсь заигрывать, – заявил он, и вы невольно моргнули. – Клянусь. Я не смешиваю работу с романами. И к тому же у меня есть подруга в Гетеборге, – признался он и добавил: – Мы с ней вместе учились в художественной школе.

– Но у меня есть работа, – ответили вы, – и я не хочу быть актрисой.

Он коснулся пряди ваших волос. Они были длинными, хотя позже станут гораздо длиннее. Он поднес прядь к свету, потом подергал и, казалось, удивился, что она не удлиняется так, как ему хотелось бы.

– Ну и что же, – откликнулся он, – почему бы вам, ради исключения, не попробовать на сей раз?

Сноски внизу страницы

Найл, Сан-Франциско, 1999

Найл Салливан стоял в ожидании на крыльце школы – его отец, разумеется, опаздывал. Он приподнял руки в стороны, отстранив их от боков, и растопырил пальцы, чтобы утренний затихающий ветерок свободно обвевал все тело и пальцы, между которыми в другой жизни, возможно, были перепонки. Его кожу, самый наружный слой, покалывало, она горела как лава. Если он стоял неподвижно, то одежда не терлась о кожу. Это один из способов, придуманных Найлом для облегчения мучений от экземы. Совладающие стратегии, так называл их доктор.

Когда из-за угла донеслось шуршание отцовской машины, Найл сделал два шага в сторону, потом отступил назад – это передвижение напомнило ему ход шахматного коня – и скрылся за колонной.

Он открыл ранец, вытащил бинокль, накинул ремешок через голову на шею и слегка высунулся из-за колонны, только чтобы суметь увидеть в бинокль крупный план отца, сидящего за рулем автомобиля.

«Дэниел, – отметил он про себя, – опоздал на девять минут. Выражение лица напряженное, мрачное – еще более мрачное, чем утром».

Совсем недавно Найлу позволили взять свою первую в жизни книгу из взрослого шкафа библиотеки. Он выбрал книгу об астероидах и впервые увидел совершенно необычную компоновку страниц. По тексту были разбросаны меленькие числа, а прямо внизу страницы совсем мелкими буквами – приходилось даже щуриться, чтобы прочесть их, – приводились дополнительные сведения. Они называются «сноски», сообщил ему отец, когда мальчик спросил, и объяснил ему, как с ними связаны эти числа и как найти пояснительную информацию. Найла поразила эта система, потрясла своей строгой красотой, ведь наряду с главным изложением можно прямо тут же в конце страницы получить добавочную полезную информацию о непонятных для тебя словах. Тогда же он решил, что и его жизнь тоже нуждается в сносках и что только он сам, Найл, способен обеспечить их.

Разглядев в бинокль отца, Найл запомнил свои наблюдения: «Опоздал на девять минут. Расстроен, мрачен». Он оформил их. Он зарегистрировал их аккуратно внизу своей страницы, где они будут храниться до того, пока ему не понадобится к ним вернуться. Получилась первая сноска[17].

Наблюдая за отцом, он уловил появившуюся в уме мысль о том, что хорошо бы почесать воспаленное запястье боковой стороной ремешка бинокля, что это облегчит зуд[18]. Он уточняет эту мысль. Беспристрастно обдумывает ее. И отбрасывает.

Найл расстегнул манжету, чтобы посмотреть на часы, ремешок которых, как обычно, обхватывал его белые медицинские перчатки. Мельком глянул в небо. И вновь поднес к глазам бинокль. Он продолжал следить за отцом еще полторы минуты, заметив, что Дэниел, обхватив голову руками, раскачивался взад-вперед на кресле, похоже, споря сам с собой, поморщился, потом потер подбородок.

Найл не знал, давно ли он начал заниматься наблюдениями, собирая сведения о своем отце