Там, где сходятся меридианы - [19]

Он еще в Москве нагляделся на последствия так называемой демократии: нищенство в метро. Голодные пенсионеры, обездоленные дети. И это после реформ!

Сверху, осыпая камни, слетел Данилка.

– Вот ты где. А я тебя ищу, – быстро проговорил он.

Уселся на корягу, вытащил из-за пазухи ломоть хлеба, разломил его и половину протянул Андрею. Они нанизали хлеб на прутики и стали ждать, когда пламя поджарит на кусках золотистые корочки. Молчали.

– Как в школе? – так, чтобы поддержать разговор, спросил Андрей.

– Нормально, – отмахнулся от вопроса Данилка.

По берегу поплыл вкусный хлебный запах. Кусочки зарумянились, и друзья с хрустом упитывали хлебную благодать.

– Андрей? – неожиданно спросил Данилка. – Ты норвежский язык знаешь?

– Нет, – удивленно ответил Андрей. – Зачем тебе?

Он посмотрел на Данилку. Мальчишка сидел в темноте. Только глаза его светились тревожным влажным блеском.

– А в Норвегии был? – проигнорировал вопрос мальчишка.

– Нет, не был, – вздохнул послушник.

– Жаль, – неожиданно вынес вердикт Данилка.

Андрей извиняюще развел руки.

– Зачем тебе норвежский?

– Сегодня в школе делегация была, норвежская, – пояснил Данилка. – Из коммуны… коммуны… Вот ведь, забыл! – воскликнул он.

– Сьер-Варангер, – подсказал Андрей.

– Точно! – воскликнул Данилка.

Снова замолчали. Хлеб был доеден, Данилка веткой ворошил чешуйки пепла в костре.

– Андрей? – вновь спросил он. – Почему мы свой социализм разрушили, а норвежцы его строят?

Вот тут-то Андрей и замер: «Устами младенца глаголет истина», – подумалось ему. Плохи у нынешней власти дела, если после реформаторства даже дети видят, что сделали со страной.

– С чего ты взял? – как-то искусственно переспросил Андрей.

– Учителя между собой разговаривали, – пояснил Данилка. – Еще они говорили, что норвежцы нефть свою продают и на счета будущих поколений откладывают, а у нас новые русские всю страну разворовали.

Андрея поразило, как спокойно говорит мальчишка о таких пороках как воровство. Он не возмущается, а говорит как о норме.

Гулко ударил колокол. Его эхо растелилось над озером, расшиблось о гранит берегов и вернулось обратно, изрядно притихшим.

– Э, брат, да мы на вечерню опаздываем. Вот нам от духовника нагорит! – воскликнул Андрей.

Большому колоколу вторили малые. Их брызги тонули, падая в воду. Друзья подхватились и побежали на подворье.

В церкви собрались присутствующие в обители. Их было мало. Они стояли небольшой группой и молились. Андрей присоединился к молящимся. Данилка занял свое привычное место и слушал. Слушал молитвы, которые неслись от амвона, и думал, думал.

От него не требовалось молитв и присутствия на службе. Он стоял и вслушивался в церковную скороговорку, до него стал доходить смысл сказанного.

Вечерняя молитва закончилась. Братия разошлась, а Данилка, покрутив головой, увидел Андрея, который сидел на сложенных бревнах и разговаривал с послушниками. Они приехали недавно из Троице-Сергиевой лавры. Это были учащиеся семинарии, у них было послушание в Трифонов Печенгский монастырь. Семинаристы изучали житие кольских святых и развитие христианства на Кольском полуострове. Что-то вроде дипломной работы, как сказал Андрей. Он подошел поближе к разговаривающим и услышал:

– Не пойму я, брате, как такие душегубы могли стать святыми, – говорил высокий худой юноша с прямыми светлыми волосами.

– Покаялся и пришел к Богу, – спорил с ним второй, с небольшой редкой бородкой. Он был степеннее своего товарища, молчаливей.

– Не забывайте, что они канонизированы только на местном Соборе. Это местные святые, – подал голос Андрей. – Потом, может ли канонизация быть символом святости? – вдруг оборонил Андрей. – Может, это акт политический?

Семинаристы непонимающе посмотрели на него.

– Годы должны пройти, годы, – сказал Андрей. – Только когда сохранятся в памяти людской навечно их деяния, только тогда можно вершить Собор и причислять их к лику святых.

– Это ты про царскую семью намекаешь? – недоверчиво спросил высокий.

– Да разве только о ней вещаю, – отмахнулся Андрей. – В системе дело, в действии. – Кстати, а в чем святость царской семьи? – неожиданно вопросил он спорящего. – Что за терновый венец они приняли? Разве император встал за землю русскую, разве он за нее мучения принял? – загорячился он. – Государь, а престол бросил. В такое время! Это же как мать, которая бросила своего ребенка, достойна осуждения, а мы его в – святые!

Семинаристы потрясенно молчали и тихонько разошлись. Андрей, подпер голову ладонями, задумчиво уставился в одну точку.

«Опять не то сказал. Напугались семинаристы. В их глазах это же ересь. Не то! Не то. По-другому нужно говорить. Убеждать нужно», – думал он.

– У каждого свое предназначение, – повторил Андрей слова, вспоминая разговор с деканом академии. – У тебя дар слова. Ты утешить можешь.

«Значит, не могу», – думал Андрей.

Но почему нужно соглашаться со всеми? Даже с церковными догматами. В постоянном благоговении верующий жить не может.

– А ведь ты, Андрей, в бога не веришь, – скорбно сказал духовник. Андрея передернуло от таких слов.

«Я не то что не верю, – подумал Андрей. – А если его просто нет!» Его сорвало с бревен, и он быстро прошел в храм. Он опустился на колени и стал шептать слова молитвы.