Там, где сходятся меридианы - [12]

Он преображался в такие минуты. Становился еще прямее. Глаза, казалось, пронзали насквозь.

Старец очень удивился бы, если бы ему сказали, что его рассуждения были в той или иной форме написаны в классических произведениях русских и европейских писателей. Удивился бы, но не особенно. Он пришел к своим мыслям через свою долгую жизнь. А это сложнее, чем раздумывать о судьбах человечества в комнате «под сводами».

Старик долго ворочался на жесткой армейской койке. Пружины противно скрипели. Бледный месяц лукаво заглядывал в окно. Переплет окна отбрасывал на старый щелястый пол косые тени. Пусто в келье. Койка да тумбочка. Армейское командование вошло в положение монастыря и оставило часть мебели и койки. Даже одеялами поделилось. В углу мерцает лампадка. Старик больше чувствует, чем видит глубокие глаза Спаса. Старец сел на кровать, растер ладонями ноющие колени. Затем накинул рясу и вышел в братнину комнату. Монахи, послушники, трудники спали как солдаты, вместе. На столе горела маленькая настольная лампа, а рядом, уткнувшись лицом в согнутый локоть, спал Данилка, бывший беспризорник, сирота, прибившийся к монастырю. Старик подошел поближе и увидел книгу.

– Эко как зачитался, младень, – подумал он. Погасил лампу.

– Ну-ка, сыне, давай спать.

Он осторожно выпростал ноги Данилки из-под стола и подтолкнул его на ближайшую койку. Данилка даже не проснулся. Старец долго всматривался в порозовевшее от сна лицо ребенка. Он вспомнил, каким его привез настоятель. Это был загнанный звереныш с колючим взглядом.

– Ох время, время, – бормотал он по-стариковски. – Господи Иисусе, видишь ли ты рабов своих неразумных, – бубнил он, – направь души заблудшие.

Он сел на лавку возле стола и задумался. Вспомнился сегодняшний случай в монастырской лавке. Подзагулявшие «новые русские» с хохотом пытались сунуть монаху за пояс рясы долларовые бумажки, чтобы он помолился за «процветание бизнеса». Для старика это было непонятно. Он помнил войну, помнил рейсхмарки. Ими немцы расплачивались в оккупированной зоне. Поморщился, вспомнив вид этих купчиков.

– Господи, порази их мечом огненным… – воскликнул он и мелко закрестился: – Свят, свят, прости меня грешного. Стар я стал. Не понимаю многого, но не могу терпеть, когда вижу, как дети страдают. Не война.

Долго сидел старик возле спящего Данилки.

Вся его жизнь была связана с Богом. Он любил Бога, верил в него. Бог отвечал ему тем же. Старец был уверен, что отмечен Богом, и благодаря любви к нему прошел войну, лагеря, послевоенное лихолетье. Посему он и избрал служение Богу смыслом своей жизни. И никогда не жалел об этом. Но пришло время, и Бог умер. Так решил старик. Потому что в последние время его молитвы не доходили до Бога. Такого не могло быть, чтобы Бог был глух к его просьбам. А сейчас он молчит и безразлично смотрит на людские мучения.

– Нет, – одернул он себя, – Бог умереть не мог. Он бессмертен. Он по-прежнему всемогущ, но он ушел от нас. Повернулся спиной к нам и ушел не в силах терпеть этот содом земной. Ушел, как смертельно уставший человек, который ничего не может сделать и покоряется обстоятельствам. У Бога много терпения. Он всегда всех призывал к долготерпению, но и у него оно, терпение, оказалось не вечным. Да если подумать, ничего вечного нет.

– Может, лучше было бы, если бы Господь покарал их мечом разящим? – думал он. – Покарал бы всех обидчиков. Но кто они, эти обидчики? Всех карать? Народ взалкал. Бог запутался, посему всех и оставил.

Старик распрямился, тенью прошел по братней комнате. Остановился возле самодельного иконостаса. Он задумался, глядя на иконы. Со стен смотрели Трифон Печенгский, Феодорит Кольский, Варлаам Керекский. Все они сурово смотрели на старца, словно вопрошали: является ли он их достойным приемником. Бережет ли он землю Северную? Он еще раз всмотрелся в суровые лики святых. Это, в основном, местные святые причислены к лику святых поместным собором. Он, когда пришел исполнять послушание в монастырь, то прочитал житие святых Кольского края. Он всю жизнь читал жития святых. Они помогали ему понимать суть происходящего.

Разные эти иконы. Разные люди их приносили. Некоторые из Мурманска приезжали. Вспомнил, как совсем недавно он подметал дорожку вокруг монастыря. У ворот остановилась машина. Из нее вышел высокий подтянутый мужчина с пакетом и быстрым шагом прошел в церковь. Явно спешил. Скоро вышел, растерянно оглянулся. Увидев старца, он подошел к нему и спросил, кому может передать иконы. На вопрос, что за иконы, сказал, что купил их на рынке. Не мог пройти мимо, видя, как иконы лежат на прилавке в куче с бытовым барахлом. Вместе с ними отдает в монастырь церковную литературу.

– Что же не читаешь? – спросил он подошедшего.

– Они – на старославянском, а я ему не обучен, – ответил мужчина.

Старец тем временем внимательно всматривался в него. Мужчина оказался не молод, как ему показалось вначале. Глаза серо-голубые, настороженные, даже когда улыбается.

«Как пружина», – подумалось старцу.

– А в церковь ходишь? – как можно мягче спросил он мужчину.

– Хожу, но с познавательной целью, – улыбнулся тот только губами.