Там, где ночуют звезды - [78]
Когда Лиза подняла голову, метеор прорезал ночную темноту и погас.
И в это очень подходящее мгновение Лиза сказала:
— У каждого завершения есть начало, и каждое начало умирает с тоски по завершению.
Я почувствовал, как ее рука коснулась моей:
— А теперь жду от тебя умного совета.
Волна вдали стала серой от страха. Подсолнухи на Лизином теле подняли головы.
— Ты должен дать мне умный совет: сказать им, кто я и кто они, или…
После «или» на пару секунд раскрылась бездна, и Лиза перепрыгнула её другим вопросом, совершенно другим:
— Не помнишь, что ты написал веточкой на могиле Этеле?
— Я написал на песке слово «вечно».
Её рука поверх моей стала песчано-нежной:
— Верно, я тоже помню след, оставленный веточкой. Итак, ещё раз: сказать футболисту и его жене-дочери, в какой котёл они попали, они и я с ними, или я должна исчезнуть навсегда, а ты останешься единственным человеком на свете, хранящим в сердце мою тайну?
Лиза произнесла это обдуманно и спокойно, словно пересказывала мне эпизод какого-то романа.
Голос (мой? или ещё чей-то?) ответил ей:
— Чтобы дать такой умный совет, какого ты от меня требуешь, я недостаточно мудр. Но в Иерусалиме у меня есть друг, которому в мудрости нет равных. Разреши мне попросить у него совета…
В первый раз Лиза рассмеялась. Смех камешками запрыгал по воде:
— А что, в Иерусалиме до сих пор живёт царь Соломон?
1987
Читая лица
Хволька
Эта невысокая, худенькая девочка не знала и знать не могла, что гораздо сильнее, чем её тело в купальном костюме цвета речной волны, прозрачном, как вода, отшлифованная солнцем, меня влечёт её имя.
Это было в конце лета. Мы купались в Вилии, за связанными из брёвен плотами, и мой приятель Йони Райхлин шепнул мне на ухо её имя: Хволька.
Если бы её звали по-другому, то, хоть она и плавает сажёнками не хуже своих ухажёров, я не набросил бы на неё огненную сеть, которая не гаснет в воде, не поймал бы её.
Имя Хволька разбудило мою фантазию: не иначе как юная пловчиха родилась от волны, потому-то её так и зовут: вол-на, Хволь-ка. И среди речных волн Хволька-Волна — не такая, как все, одна-единственная, и родилась она для меня.
Я поймал её в сеть, вытащил на сосновые брёвна плота, и мы договорились сегодня же вечером встретиться на суше.
Каждая любовь — первая. Даже если это последняя любовь.
Когда у входа в Бернардинский сад Хволька приблизилась ко мне, я её не узнал. Не потому, что уже стемнело. Вечер как раз был светлый, словно солнце не могло расстаться с уже взошедшей луной. Конечно, я не ждал, что девушка явится к Бернардинскому саду в купальном костюме цвета речной волны. Но что вместо Хвольки ко мне подплывёт какая-то цыганка, я тем более не ожидал.
Может, меня заколдовало зеркало луны меж кленовых ветвей? Настоящая цыганка. Лицо — коричневое, как торф. В ушах качаются серьги до плеч. Платье — густая тень, усыпанная алыми ягодами земляники, которые так трудно собирать в лесу.
Но всё-таки это была та самая Хволька, это её моя огненная сеть вытащила сегодня из воды. Как же так? Одетая, загорелая, волосы, днём собранные в пучок, распущены по плечам — так она превратилась в цыганку.
Не буду скрывать: цыганка мне тоже понравилась. А вот Хвольке не понравилось, что я её не узнал.
Мы присели на скамейку. Я узнал Хвольку по голосу и теперь думал, как бы искупить свою вину.
Но тут девушка рассмеялась так звонко и весело, что я позволил бы её зубкам откусить мне палец.
Мы опять купались в реке за плотами.
Каждый раз плоты выглядели немного иначе. Недавно связанные, они ещё хранили свежий лесной запах.
Ошкуренные брёвна манили влажной наготой.
Наши встречи продолжались… Нет, не продолжались, но катились, как волны, до самой осени. А Хволька-Волна и на суше затягивала меня в омут. Мне только чудом удавалось вынырнуть.
Хволька рассказала, что у неё отец садовник. Его яблоневые сады раскинулись на берегу Трокского озера. Будет очень хорошо с нашей стороны, если мы отправимся туда посторожить ночью яблоки от воров. Разве я не чувствую, что яблони на Трокском озере ждут нас обоих?
Хволька была права: сады её отца на Трокском озере давно нас заждались.
Прохладный городской вечер. Мы встретились возле кинотеатра «Пикадилли», чтобы посмотреть фильм с Гретой Гарбо.
Хволька выглядела намного выше. Я подумал, она надела туфли на высоком каблуке, чтобы её дыхание стало ближе к моим губам. Но нет, туфли те же, что вчера и позавчера.
Однако я замечаю, что сегодня она впервые надела очень тонкие чулки. И когда мой взгляд в свете уличного фонаря скользит по её ножкам, я вижу на левом чулке спущенную петлю. Она ползёт сверху вниз, как капля дождя по стеклу.
Если бы Хволька изо всех сил влепила мне пощёчину — это ничуть бы меня не огорчило. Пощёчина только означала бы, что мы стали совсем близки друг другу. Но спущенная петля на чулке внезапно спустила мои высокие чувства — прямо в бездну.
Хволькина волна скатилась с меня.
Я больше не хотел, не мог её видеть.
Объяснить ей, почему я бросил её, извиниться — было бы дико. Она ещё слишком молода, не поймёт…
Когда я рассказал Йони Райхлину о спущенной петле и почему я бросил Хвольку — он аж побелел от страха:
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Легенды и метафорические поэмы в прозе, написанные известным еврейским поэтом под влиянием трагических переживаний, связанных с Катастрофой европейского еврейства.Автор был членом боевой организации Виленского гетто.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Роман нобелевского лауреата Исаака Башевиса Зингера (1904–1991) «Поместье» печатался на идише в нью-йоркской газете «Форвертс» с 1953 по 1955 год. Действие романа происходит в Польше и охватывает несколько десятков лет второй половины XIX века. После восстания 1863 года прошли десятилетия, герои романа постарели, сменяются поколения, и у нового поколения — новые жизненные ценности и устремления. Среди евреев нет прежнего единства. Кто-то любой ценой пытается добиться благополучия, кого-то тревожит судьба своего народа, а кто-то перенимает революционные идеи и готов жертвовать собой и другими, бросаясь в борьбу за неясно понимаемое светлое будущее человечества.
Роман «Улица» — самое значительное произведение яркого и необычного еврейского писателя Исроэла Рабона (1900–1941). Главный герой книги, его скитания и одиночество символизируют «потерянное поколение». Для усиления метафоричности романа писатель экспериментирует, смешивая жанры и стили — низкий и высокий: так из характеров рождаются образы. Завершает издание статья литературоведа Хоне Шмерука о творчестве Исроэла Рабона.
Давид Бергельсон (1884–1952) — один из основоположников и классиков советской идишской прозы. Роман «Когда всё кончилось» (1913 г.) — одно из лучших произведений писателя. Образ героини романа — еврейской девушки Миреле Гурвиц, мятущейся и одинокой, страдающей и мечтательной — по праву признан открытием и достижением еврейской и мировой литературы.
Исроэл-Иешуа Зингер (1893–1944) — крупнейший еврейский прозаик XX века, писатель, без которого невозможно представить прозу на идише. Книга «О мире, которого больше нет» — незавершенные мемуары писателя, над которыми он начал работу в 1943 году, но едва начатую работу прервала скоропостижная смерть. Относительно небольшой по объему фрагмент был опубликован посмертно. Снабженные комментариями, примечаниями и глоссарием мемуары Зингера, повествующие о детстве писателя, несомненно, привлекут внимание читателей.