Там, где нет темноты - [5]
Лежащий на кушетке человек посмотрел на шприц слегка прищуренными темными глазами.
— Да, вы это можете. В сущности, только это вы и можете…
Лицо О» Браэна потемнело, и свободная рука едва заметно дернулась, как будто он и в самом деле собирался потянуть рычаг к себе. Но это, разумеется, было совсем не то, что требуется. О» Браэн подавил ненужный гнев и овладел собой. Броден — тяжелый случай, может быть, самый тяжелый среди всех, с кем ему доводилось сталкиваться в этой комнате, но даже такого человека можно излечить. Партия может все.
С минуту О» Браэн смотрел на пристегнутого сверху вниз, а потом бережным, совсем не соответствующим его недавней ярости движением положил шприц обратно на поднос.
— Вы правы, — согласился он, словно ученый, встретившийся с неожиданным, но правильным решением знакомой теоремы. — Тем не менее, это едва ли может оправдать ваши нелепые идеи о свободе индивидуальной воли. Как вам хорошо известно, большинство людей позволили нам управлять своим сознанием без всяких сильнодействующих средств.
— Людей?.. — пристегнутый внезапно хрипло рассмеялся. — Да где вы видели людей?.. Ваши предшественники — да, они еще имели дело с настоящими людьми. А ваше министерство, дорогой О» Браэн, занимается только огрызками, обломками людей, в которых не осталось почти ничего от прототипа… Вы, конечно, знаете о детях–маугли? Если какой–то человеческий младенец рос среди волков, он уже никогда не становился человеком… А вы вырастили поколение существ, с пеленок находившихся вне человечества, практически не перенявших свойственных ему духовных ценностей — и вы смеете утверждать, что победили человека?! Ничего похожего… вы, внутренняя партия, хотите наслаждаться властью, но все, на что вас хватает — это властвовать над манекенами, над пустой оболочкой, из которой вы предусмотрительно изъяли содержимое. А власть над человеком вам не по зубам. Вы просто…
Договорить он не успел — О» Браэн безотчетно дернул за рычаг, и тело, перевитое ремнями, конвульсивно изогнулось. О» Браэн не рассчитывал силу рывка, он вообще ни о чем не успел подумать. Получилось девяносто. Рука О» Браэна по–прежнему лежала на никелированной головке рычага, а он стоял и смотрел вниз, как будто бы не мог поверить собственным глазам. На губах у дергающегося на кушетке человека вскипали пузырьки слюны, как будто Броден порывался, но не мог сказать что–то еще.
Может, действительно хотел. Но и того, что он успел сказать, хватало за глаза.
« Браэн отвернулся и утер со лба испарину. Нельзя было этого делать, нет, никак нельзя… но он утратил контроль над собой и проиграл.
Такого не случалось с ним ни разу за его карьеру.
К счастью, Майкл Броден не был знаменитым арестантом, его не было необходимости готовить к громкому публичному процессу, за его допросами даже никто не наблюдал. А это означало, что на стороне О» Браэна — само время. Он мог позволить себе ждать и наблюдать, выстраивая сложную, неспешную стратегию. Собственно говоря, О» Браэн делал это всякий раз, когда случался «сложный» арестант, и он даже любил всю эту долгую и кропотливую работу — трудность стоявшей перед ним задачи обычно делала ее более привлекательной, а необходимый результат — гораздо более желанным.
Вот только он давно уже считал себя профессионалом, который никогда не позволит себе испытать какие–то эмоции, имея дело с одним из доверенных ему мыслепреступников. Но в этот раз все с самого начала шло неверно, вкривь и вкось, и чем очевиднее высвечивалась эта безобразная неправильность, тем сильнее это дело задевало его лично. Такое с ним случилось в первый раз за много лет. Раньше он совершал ошибки потому, что был не опытен. Но эту, новую ошибку, опытом не устранить — это О» Браэн уже знал.
Приступ скрутившей Бродена боли, наконец, прошел, хотя конечности арестанта еще продолжали слабо подергиваться. Он тяжело дышал.
И снова удивил О» Браэна, заговорив совершенно не о том, на чем остановилась их беседа.
— Мой следователь очень хотел знать, почему я не застрелился, когда понял, что меня хотят арестовать. Я только сейчас понял — это же был _ваш_ вопрос?
« Браэн чуть помедлил, но потом все же кивнул. Бледные губы арестанта искривились в саркастической улыбке, выглядевшей очень странно на его измученном лице.
— Мой следователь посчитал, что я — агент Остазии, который собирался использовать этот пистолет для террористических актов против членов внутренней партии. И что в решающий момент мне просто не хватило духу пустить пулю себе в лоб.
— Я знаю, что решил ваш следователь. А на самом деле?..
— Это слишком долго объяснять… — устало отозвался арестант. Но О» Браэн знал, что любой человек испытывает необъяснимую потребность с кем–то поделиться сокровенным, и рассчитывал, что Броден все–таки поддастся искушению. Он оказался прав. Несколько секунд спустя Броден действительно заговорил.
— …Если хотите, меня подвела не трусость, а врожденное упрямство. Я годами размышлял о вашем Министерстве. Мне казалось, если я сумею понять вас — то пойму главное в вашем ангсоце. Разберусь, почему эта раковая опухоль накрыла собой всю страну, а никто даже и не пикнул. Это, правда, далеко не ново в человеческой истории: хорошая идея подменяется дурной, а люди продолжают следовать за словом, давно потерявшим прежний смысл. Но одно дело читать об этом у Тацита, и совсем другое — пройти через это самому. Вы еще слишком молоды, и вряд ли помните первые годы после революции. А я их помню. Мы хотели избавить низшие классы от страданий, вернуть им их человеческое достоинство… а вместо этого создали _вас_. Сейчас вы можете приписывать мне любые преступления, но настоящее–то мое преступление совсем в другом. В том, что я так и не смог понять, как можно вас остановить. Я много лет ловил обрывки разговоров, смотрел на людей, которые успели побывать под следствием… запоминал, сопоставлял… и понял, что все эти слухи появляются не просто так. Вы сами же следите за их распространением. И даже отпускаете мыслепреступников, чтобы дать остальным на них полюбоваться и представить себе то, что с ними делали… Вам очень важно, чтобы люди верили, что вы ломаете любого, кто к вам попадает. Я поделился этой мыслью с Лили — она в тот момент уже была больна — и она сказала, что думает точно так же. И добавила: вся эта пирамида лжи стоит на том, что человеческое в людях — относительно, а боль и страх, которые испытывает человек, напротив, абсолютны. И вы знаете, я понял, что она права! Тогда мне стало ясно, что придется пойти до конца. Словом, я должен был попасть сюда и доказать вам, что вы ошибаетесь.
Император — раб своего титула, чьим жизненным девизом стала фраза "должен — значит, можешь". Его лучший друг и преданный телохранитель мессер Ирем. И… бастард, когда-то отданный на воспитание в приемную семью. Пока правитель и его помощник предпринимают все усилия, чтобы спрятать мальчика в укромном месте и избавить от опасностей, связанных с его происхождением, их одинадцатилетний подопечный приходит к выводу, что он уже достаточно взрослый, чтобы начать самостоятельную жизнь. К примеру, выбрать себе имя и поступить в ученики в соседнем городе.
Война между сторонниками трона и мятежниками складывается не в пользу первых. Говорят, что темный маг предложил предводителю мятежников свои услуги, получив за это право проводить магические опыты на пленных. Пропадают посланные в рейд разведчики. Крестьяне в деревнях болтают о «кромешниках». Узнать, что происходит, отправляется бастард по кличке Меченый, поклявшийся покончить с темным магом раз и навсегда. Но охотник в любую секунду может превратиться в жертву, а друзья не всегда смогут оказаться рядом. И тогда придется полагаться на того, кто всегда был твоим врагом.
Нельзя покончить с рабством, выкупив из неволи одного-единственного человека. И тем более нельзя пытаться взваливать на себя всю ответственность за судьбу тех, с кем вас свела война. Четырнадцатилетней Рикс, оруженосец лорда Ирема, из раза в раз оказывается перед одним и тем же выбором: смириться с собственным бессилием или вмешаться в ход событий и вопреки всякой очевидности надеяться на лучшее. Ему придется убедиться в том, что вера в собственную правоту имеет свою цену, и эта цена бывает непомерно высока.
…об "отформатированных" почти никогда не говорили. Все, что было как-то связано с этой опасной темой, окружало абсолютное молчание.Все началось с законов против геев. Автостопщики и неформалы, не желающие признавать общественных порядков, вскоре тоже оказались за чертой закона. А потом туда попали левые, посмевшие вступиться за три первых группы. Мы были социально-вредной, нарушающей всеобщее спокойствие прослойкой населения, и общество дало понять, что не желает нас терпеть. Нас не хотели видеть. Не хотели знать, что мы все еще существуем.Много лет назад нацисты истребляли поголовно всех евреев.
Дореволюционный студент, сын санкт-петербургского приват-доцента, увлеченный революционными идеями, попадает в феодальное общество и чуть ли не в первый же день совершает проступок, за который его приговаривают к каторге. Юношу выкупает местный офицер...
Может ли что-то хорошее начаться со взаимного изнасилования, какую бы форму оно при этом ни принимало? Если оно, к тому же, еще и очень и очень осложняет жизнь обоим участникам, так и не сумевшим друг друга понять и считающими лишь себя стороной пострадавшей. Амазонка из отряда миротворок с блоком на убийство умеет лишь выживать и уклоняться от боя. Злостный штрафник со Стенда умеет лишь драться, в том числе и словами. На Стенде постоянный бой – вообще норма жизни. Впрочем, оказавшаяся вне закона амазонка быстро обнаружила, что и в цивилизованном мире дела обстоят точно так же. Примечания автора: Стенд (местное название – Площадка-для-игр) – планета дилонгеров, изменяющих мир при помощи звука.
Демон терпеть не может все эти человеческие праздники, а Рождество — так особенно. И не устает об этом напоминать — если его Ангел вдруг подзабыл. Примечания автора: С огромными уважением и любовью к Праттчету и Гейману.
Короткие байки о разнообразных науках, обучении и изобретательстве вообще, взаимоотношениях преподавателей и студентов, родителей и детей, звезд и планет, жизни и смерти, а так же проблемах выживания и любви. Вполне возможно, что придется упомянуть и о космосе и капусте (про королей не уверена).
После неудавшегося Апокалипсиса и изгнания в Ад Сатана забирает с собою Кроули, дабы примерно его наказать — так, как это умеют делать в Аду, — а Азирафаэль не собирается с этим мириться и повышает голос на Господа. Рейтинг за травмы и медицинские манипуляции. Примечание 1: частичное AU относительно финала событий на авиабазе. Примечание 2: частичное AU относительно настоящих причин некоторых канонных событий. Примечание 3: Господь, Она же Всевышний, в этой Вселенной женского рода, а Смерть — мужского.
3-я книга цикла "Зов Хайгарда" С последних событий минул всего один день, но на протяжении которого Норлан начал крупномасштабную подготовку к дальнейшей прокачке своего персонажа. Важным пунктом сей басни - что такое магия и с чем её едят, и съедобна ли она вообще. Вот только вместо размеренной прокачки, как уже завелось, что-то опять пошло не совсем так, как планировалось изначально.