Там, где мой народ. Записки гражданина РФ о русском Донбассе и его борьбе - [6]

Обрисованный выше местный патриотизм, конкретный и обостряемый реальной физической угрозой, вступил в синтез с патриотизмом добровольцев из РФ, патриотизмом по-хорошему абстрактным, в одном из тех смыслов, где абстрактность имеет положительные черты. Это патриотизм, для которого Славянск и Горловка такие же русские земли, как Курск с Томском, невзирая на идиотские и преступно проведенные границы. Люди, живущие здесь, такие же русские, и боль их ощущается на физическом уровне также, как собственная. Кстати, за исключением переживания чужой боли как своей, соотношение духовности и осязаемой материальности здесь не менее сбалансировано, чем в донбасском патриотизме, ибо «Донбасс — русская земля» суть бесспорный исторический факт, а не отвлеченное рассуждение.

* * *

У меня весьма сложное, неоднозначное отношение к еврейскому народу, иногда полушутя-полусерьезно формулируемое мной как «юдоскепти-цизм» и лежащее примерно посреди треугольника, где углы — размышления Карсавина, Солженицына и Шульгина на соответствующую тему. Впрочем, даже у самих евреев отношение к своему народу и, например, к факту существования государства Израиль часто весьма сложное — поэтому с меня, грешного, и взятки гладки… При всем при этом в числе моих самых любимых поэтов — Борис Слуцкий, древний еврейский народ я считаю заслуженным и по-своему выдающимся, а еврейскую историю и еврейскую культуру — богатейшей кладовой, где часто можно найти филигранно, хирургически точные параллели и аналогии.

И первая аналогия, которую бы я хотел вспомнить в контексте Донбасса, это так называемый «кровавый навет» — обвинения евреев в убийствах людей других вероисповеданий (по большей части — христиан) для использования их крови в ритуальных целях. Я не готов и не буду открывать дискуссию, сколько в «кровавом навете» лжи и собственно навета, а сколько — возможной историчности и правдивости. Для самих евреев (а они, как и любой другой народ, имеют право на свой взгляд на историю) это одна из самых мрачных и трагических страниц их истории.

Вторая аналогия касается известного и уважаемого мною еврейского поэта Хаима Нахмана Бялика. Если Борис Слуцкий имел сложное смешанное национально-культурное самосознание и вполне может именоваться русско-еврейским поэтом, то Бялик, пусть он родился в Российской Империи и не совсем чужд нашей культуре, поэт однозначно еврейский. Тем и ценен. В 1903 году он по следам кишиневского погрома написал стихотворение, так и называющееся — «В городе погрома»; на русский его перевел Владимир Жаботинский. Я, опять-таки, не буду открывать дискуссию о еврейских погромах конца XIX — начала XX века, их сути, причинах и виновниках. Бессмысленно отнимать у евреев право на суверенную трактовку тех событий, тем более единой трактовки нет и у них самих, существует несколько возможных пониманий, и одно из наиболее известных и ярких создано как раз Бяликом. «В городе погрома» — стихотворение, как ни странно прозвучит, во многом юдофобское, поэт безжалостно клеймит соплеменников за трусость, низость и подлость в отношении друг друга, своих родных и близких.

И загляни ты в погреб ледяной,

Где весь табун, во тьме сырого свода,

Позорил жен из твоего народа —

По семеро, по семеро с одной.

Над дочерью свершалось семь насилий,

И рядом мать хрипела под скотом:

Бесчестили пред тем, как их убили,

И в самый миг убийства… и потом.

И посмотри туда: за тою бочкой,

И здесь, и там, зарывшися в copy,

Смотрел отец на то, что было с дочкой,

И сын на мать, и братья на сестру,

И видели, выглядывая в щели,

Как корчились тела невест и жен,

И спорили враги, делясь, о теле,

Как делят хлеб, — и крикнуть не посмели,

И не сошли с ума, не поседели

И глаз себе не выкололи вон

И за себя молили Адоная!

И если вновь от пыток и стыда

Из этих жертв опомнится иная —

Уж перед ней вся жизнь ее земная

Осквернена глубоко навсегда;

Но выползут мужья их понемногу —

И в храм пойдут вознесть хваленья Богу

И, если есть меж ними коганим,

Иной из них пойдет спросить раввина:

Достойно ли его святого чина,

Чтоб с ним жила такая, — слышишь? с ним!

И все пойдет, как было…

И оттуда

Введу тебя в жилье свиней и псов:

Там прятались сыны твоих отцов,

Потомки тех, чей прадед был Иегуда,

Лев Маккавей, — средь мерзости свиной,

В грязи клоак с отбросами сидели,

Гнездились в каждой яме, в каждой щели —

По семеро, по семеро в одной…

Так честь Мою прославили превыше

Святых Небес народам и толпам:

Рассыпались, бежали, словно мыши,

Попрятались, подобные клопам.

И околели псами…

Сын Адама,

Не плачь, не плачь, не крой руками век,

Заскрежещи зубами, человек,

И сгинь от срама.

Самое страшное, что «кровавый навет» против евреев провозглашали люди других наций и вероисповеданий. А если — свои против своих же? Как быть с выспренними рассуждениями о том, достоин ли Донбасс чести присоединиться к РФ. О том, что русские там какого-то иного сорта и качества, чем в Крыму, о том, что, откровенно говоря, «Донбассу никто ничего не обещал». Разве это не поход кога-ним к раввину с вопросом, не осквернится ли он дальнейшим пребыванием в браке с изнасилованной на его глазах женой и матерью общих детей.