Там, где была тишина - [62]
А Дурдыев поднялся на башню и безжалостно избил Дурсун. Она кричала. Он заткнул ей рот тряпкой. Дурсун снова потеряла сознание.
…Дурсун лежала на узкой кровати, прикрытая розовым шелковым одеялом сестры. На ее побледневшем лице уже появился легкий румянец. В молодости раны заживают быстро!
Мамед принес ей букет полевых гвоздик. Она отрывала лепестки и шутя прикладывала к своим губам.
— Твои губы ярче этих цветов, — шептал Мамед. — Ты слышишь, Дурсун?
Она пожимает плечами и укоризненно смотрит на юношу. Вот выдумывает!
— Скажи, Дурсун, — тихо спрашивает юноша, — ты любила его?
— Кого? — удивляется она, и брови ее поднимаются кверху двумя золотыми змейками.
— Его, Солдатенкова, — глухо произносит Мамед, не поднимая глаз.
Глаза Дурсун темнеют. Ей так жаль этого человека!
— Я видела его только один раз, Мамед. Это был первый человек, который защитил меня, он отвел занесенную на меня руку.
Темный румянец заливает щеки Мамеда. В этих словах он слышит себе упрек.
— А он очень любил тебя, Дурсун.
Девушка поражена.
— Что ты говоришь, Мамед! Он даже не заметил меня, такую маленькую. Это неправда, Мамед!
— Нет, это правда, — твердо произносит юноша. — Он часто бродил здесь, под стенами этой усадьбы, чтобы увидеть тебя. А потом он хотел похитить тебя, спасти…
Дурсун вскрикивает и закрывает лицо руками.
От этого движения край одеяла отворачивается, обнажая ее худые плечи и упругую грудь. Мамед, закусывая губы, отворачивается. Как ему хочется обнять ее, прижать к сердцу, поцеловать эти милые губы и глаза. Почему нельзя этого сделать?
— Да, да, — успокоившись, продолжает юноша. — Он пришел сюда ночью, я дал ему план усадьбы. Он уже было проник коридором во двор, но на него напали собаки.
— Я слышала этот крик и лай, — вскакивает Дурсун.
Одеяло совсем сползает с нее, и она стыдливо натягивает его на плечи.
— Вот видишь, он был хороший человек.
Они умолкают. Мамед неторопливо вынимает из кармана лиловую шелковую ленту и кладет ее на ладонь Дурсун. Та долго глядит на ленточку, словно силясь что-то вспомнить, и вдруг лицо ее озаряет счастливая улыбка.
— Ты помнишь, Дурсун? — тихо спрашивает юноша.
— Помню, — так же тихо отвечает она. — Это было в тот день, когда…
Что-то мешает ей говорить, она отворачивается.
— Почему ты, Мамед, не захотел спасти меня?
В голосе ее печаль и упрек. Мамед не в силах сдержать себя, он падает перед ней на колени, целует ее руки. Дурсун тихо гладит его волосы, на глазах ее появляются светлые, счастливые слезы.
— Встань, Мамед, — шепчет она, — сюда кто-то идет.
Это Тоушан. Она весела и возбуждена. Щеки ее раскраснелись. Она двигается быстро, решительно, говорит громко и властно.
Да, в колхоз пришел настоящий хозяин!
— Уходи отсюда, — подталкивает она Мамеда, — совсем замучил сестру! Я теперь к ней тебя по пропускам впускать буду. Понятно?
— Зачем пропуска? — возражает Дурсун. — Я завтра встану. На работу пойду.
Тоушан обнимает сестру.
— Успеешь. Надо выздороветь сначала.
У Тоушан в руках сверток. Она не спеша разворачивает его. Это ковер Дурсун, на котором портрет Ильича и слова: «Долой калым!»
— Уцелел, — радостно вскрикивает Дурсун.
Немигающим, счастливым взглядом смотрит она на изображение Ленина.
— Это он пришел и освободил меня, — тихо шепчет Дурсун.
— Мы повесим этот ковер в правлений нашего колхоза, — говорит Тоушан. — Пусть Ленин всегда будет с нами!
На дворе солнце ослепляет Мамеда. Светит и греет, будто в мае.
А на дворе уже декабрь. Да разве в такой день может быть другое солнце? Никогда!
Навстречу Мамеду бодрой, торопливой походкой шагает Нарзабай. Это тот старик-чабан, который предупреждал Мамеда о появлении таинственного чалмоносца. Теперь он башлык, председатель сельсовета.
Ниязова куда-то срочно отозвали. Ну что ж, пусть погуляет до поры до времени.
— Гургун, ми ата! Привет, отец! — кричит Мамед, протягивая Нарзабаю широкую ладонь.
— Привет, привет, — отвечает старик. Глаза его смеются.
— Кейф ми кек ме? Как здоровье? — спрашивает Мамед, соблюдая все правила вежливости.
— Лучше всех, — поднимает Нарзабай большой палец.
Они стоят посреди двора, облитые щедрым солнцем. Вокруг хлопочет народ. Откуда-то все время доносится мелодичный праздничный звон.
— Что это? — спрашивает Мамед.
— Разве не знаешь? — хитро щурится старый чабан. — Народ возвращается. Верблюжьи колокольчики звенят. И оттуда, с той стороны, — он машет по направлению к границе, — и из других мест. Нельзя жить без родины, Мамед.
Юноша поднимает голову. Он видит, что на крыше башни хлопочет Джума. В руках у него что-то красное. Мальчик поднимает над поверженной крепостью алый стяг…
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ НИНЫ
Проходили дни и ночи, а люди все еще оставались под впечатлением трагической гибели бригадира. Собираясь вместе в бараке, они все поговаривали о скором отъезде.
Добродушный Борисенко выбивался из сил, стараясь по вечерам развеселить людей, рассеять неприятные, тяжелые думы.
Вот и сейчас сидит он за столом, лихо разглаживая свои пушистые усы и окидывая взглядом притихших товарищей. Что бы им еще рассказать такое, чтобы хоть немного расшевелились!
— Потап Потапович, — словно угадывая его мысли, обращается к нему Симка. — Расскажите нам, как вы женились.
