Там, где билось мое сердце - [70]

Реджи тогда подвел меня к пониманию безумия, достичь этого понимания помог человек по имени Диего — лет сорока, смуглый, с густой курчавой шевелюрой. Воротник и края рукавов его синей непромокаемой куртки лоснились от грязи, что было особенно заметно при лампах, ярко освещавших комнату отдыха. Он сидел на полу, обхватив колени руками и опустив голову, в позе, выдававшей крайнюю сосредоточенность. Он не производил впечатления человека, нуждающегося в защите, но от него так и веяло безнадежной обреченностью. Из истории болезни я знал, что родился он в Испании, в городе Виго, но как попал в Бристоль, оставалось неизвестным; в той же истории указывалось, что он свободно говорит по-английски, хотя предпочитает этого не делать.

Диего находился в клинике три года. Диагноз: шизофрения с ярко выраженными слуховыми галлюцинациями. Уникальность заключалась в том, что у него случались периоды полного просветления. Обычно у больных с таким диагнозом бывают разные фазы, более или менее острые, но полной ремиссии не наступает никогда. А Диего иногда вел себя совершенно адекватно. Мог читать газеты, вести осмысленную беседу и трезво оценивать свое состояние.

Все три месяца, что я его наблюдал, Диего был погружен в глубокий транс. Когда меня перевели в другое отделение, я попросил свою преемницу Джудит Уиллс, которой всецело доверял, при первых признаках ремиссии вызвать меня. Она позвонила месяца через полтора.

Я примчался, и Джудит провела меня в небольшую комнатку, смежную с комнатой отдыха. Диего сидел в кресле. До этого я видел его только сидящим на полу.

Я протянул ему руку:

— Доктор Хендрикс.

— Я вас знаю, — ответил Диего. — Раньше вы ко мне приходили.

— Приходил. Но мне казалось, что вы меня не видите.

Я предложил ему сигарету. Проговорили мы почти час: про его прежнюю жизнь, про теперешнее самочувствие. Иногда Диего с трудом понимал, о чем я его спрашиваю, видимо, его отвлекали голоса. Но заминки в нашем разговоре случались нечасто. Он рассказал, что вскоре после войны приехал из Испании в Англию, где его мать с отцом работали в ресторане. Они и настояли, чтобы он к ним присоединился, ведь в Англии проще устроиться на работу. Несколько раз он нанимался официантом. Но голоса продолжали им командовать, а ослушаться их он не мог. Требования бывали обычно безобидными, но слишком редко совпадали с необходимостью унести на кухню грязную посуду или принять у клиента новый заказ.

Однажды, когда я был на дежурстве в одном из корпусов, Диего упросил Джудит помочь ему провести эксперимент. Пригласили и меня. Посреди комнаты стояли два стула, один напротив другого. За одним из стульев были впритык поставлены два стола, на каждом — по три радио, от маленьких транзисторов до громоздких приемников — все, какие нашлись в клинике.

— Мы хотим провести ролевую игру, — объяснила Джудит. — Ты будешь изображать человека, который пришел наниматься официантом, а Диего — директора ресторана. Он будет с тобой беседовать.

«Психодрама» уже давно стала популярной в Америке, но в Бристоле подобные театрализованные опыты не проводились, к тому же меня сильно смущало, что Диего только-только начал выкарабкиваться из очередного рецидива. Впрочем, главную роль, судя по всему, предстояло сыграть мне.

— Начинаем, — сказала Джудит. — Выйди. Через минуту ты должен постучаться в дверь. Только чтобы без шуточек.

Я покорно выждал и постучался.

— Войдите.

Диего пожал мне руку и указал на стул, за которым были столы с приемниками.

За моей спиной, у столов, стояла Джудит. Я услышал, как она включила два из шести радио. На одном поймала программу внутреннего вещания, на другом — радиолекцию.

— Долго к нам сюда добирались? — спросил Диего.

— Да нет, я из Редленда.

— Понятно. Раньше в ресторане работали?

— Даже в нескольких, — импровизировал я. — Главным образом в лондонских заведениях.

Радиоголоса зазвучали резче: это Джудит прибавила звук. После каждого вопроса Диего она увеличивала громкость, но пока я хорошо слышал вопросы.

— Когда вы будете наливать вино в бокал, где встанете — справа или слева от гостя? — спросил Диего.

Я молчал, не зная, что сказать. Джудит включила третий приемник.

— Справа, — наобум ответил я.

В течение двух минут были задействованы все шесть пойманных радиостанций, в том числе иностранные. Громкость усиливалась, и вскоре я не расслышал очередной вопрос.

— Простите?

— Я спросил, кто сейчас премьер-министр?

— Уинстон Черчилль.

Он спросил что-то еще, но я снова не расслышал и, хотя смотрел на губы Диего, все равно не догадался, о чем речь. Все шесть приемников теперь голосили во всю мощь, это дико раздражало.

— Что-что?

— Кто был премьер-министром до него?

Хор орущих радиоприемников мешал сосредоточиться.

— Можно, наконец, выключить эти вопли?

Джудит выключила все шесть источников воплей и пододвинула еще один стул. Настала тишина, но ощущение дискомфорта от всего этого тарарама не проходило.

— Еще разок, — заговорил Диего. — Кто был премьер-министром до Черчилля?

— Клемент Эттли.

— Верно, но когда я только что вас об этом спросил, вы не знали.

— Я не мог сосредоточиться. Голоса по радио звучали слишком громко.