Талорис - [26]

И люди приходили к синему фонарю со своими лампадками, лампами и свечами, зажигали их от него, с трепетом смотрели на новое пламя, освященное самой асторэ, спасительницей Шаруда. Уносили его с собой… И пусть оно меняло цвет, становясь обычным – его считали все таким же волшебным, защищающим от бед и невзгод. Постепенно оно распространилось по Скалзю, загораясь в очагах и каминах, а затем по горным дорогам отправилось в путь по ближайшим фермам и деревушкам.

Но поток желающих прийти, увидеть, не прекращался. Иногда их было двое, иногда пятеро, а порой толпа растягивалась на целую улицу. Эрек шел мимо паломников в сопровождении Мирко и солдат отца, расчищавших дорогу. Люди кланялись, смотрели, и юноша, сохраняя внешнее спокойствие, внутренне ёжился, чураясь лишнего внимания.

Он всегда был третьим сыном, третьим в очереди, его не готовили так, как Эркина. И вот все изменилось. Кто-то, например его дядюшка, кузен отца, мечтает о власти, мечтает настолько, что затеял войну с собственной страной, предав ее и перейдя на сторону врага. Он же – никогда не желал быть правителем, мать обещала отправить его в Риону, как только ему исполнится пятнадцать, а после в Каренский университет.

– Семье нужны не только правители, Эрего, – говорила она. – Но и те, кто обладает глубокими знаниями. Ты будешь подспорьем своим братьям.

И он желал стать этим подспорьем, до тех пор, пока братьев не стало, а о Рионе и, видимо, лучшем университете обитаемого мира ему придется забыть навсегда.

Мирко распахнул дверь, пропуская юношу, затем зашел в узкий Т-образный зал, холодный из-за распахнутых окон, через которые втекал сырой осенний воздух, волнующий синее пламя факелов.

Вторая стража, двадцать солдат в плащах со знаком асторэ, добровольцы, те, кто верил в Вэйрэна безоговорочно, те, кто пережил Ночь Синего Огня, кто сражался с шауттами, кто выжил в том числе благодаря Рукавичке. Ее личная гвардия, хотя она и не просила о ней. Воины, готовые умереть, защищая асторэ, точно так же, как они готовы умереть, защищая семью да Монтаг.

Они стояли у дверей и вдоль стен, сидели за столами, грелись возле камина, и, когда наследник появился со своими людьми, в пол громко ударили пятки копий и алебард, приветствуя его, а их командир, молодой воспитанник герцога, приходящийся Эреку четвероюродным братом, единожды стукнул в находящуюся за ним дверь кулаком в латной перчатке.

Почти сразу же на пороге появился Алессио, увидел сына герцога и подчеркнуто вежливо, низко поклонился, но Эреку почудилась в этом поклоне скрытая насмешка.

Наследник не любил треттинца. Все пороки, которые, как считали угрюмые, прямые жители Горного герцогства, есть у изнеженных южан, наследник видел в мастере меча. Слишком болтлив, слишком себялюбив, слишком надменен и излишне бахвалится.

– Ваша милость. Пожалуйста, будьте любезны подождать одно лишь мгновение и простите мне мою неучтивость, но Рукавичка просит передать, что ей надо все подготовить к вашему уроку – сказал мастер меча.

Это можно было бы легко счесть оскорблением в любой другой ситуации – не пустить сына герцога туда, куда он может войти по праву хозяина, и оставить ждать на пороге. Но Рукавичка – особый случай, ее ценили, оберегали и слушались, пускай она никогда никому не приказывала.

Эрек сухо кивнул, отойдя с Мирко к окну, а Алессио снова закрыл дверь.

– Насколько он хорош?

– Милорд? – не понял летосец.

– Твой друг треттинец.

– Мы не друзья, милорд. У него, как у меня, золотой карп, но мы не дружим и даже близко не знакомы. Нас обучали в разное время, разные мастера, и экзамены мы тоже сдавали не вместе.

– Хорошо. Не друг. – Эрек сложил руки на груди, хмуро посмотрел на запертую дверь. – Насколько он хорош?

– Я никогда не сражался против него. Думаю, вам стоит спросить у Тарика, они ладят между собой. Но если опираться на слухи, то Алессио сейчас один из трех лучших фехтовальщиков среди Золотых карпов.

– А кто двое других?

– Я, милорд. И человек из Алагории, я никогда не видел его, только слышал, что он где-то на Рубеже.

Эрек кивнул, говоря этим, что удовлетворен ответом. Юноша думал о том, что, кажется, понял, отчего не выносит треттинца. Мысль показалась ему глупой и совершенно детской. Ему не нравилось, что Алессио охранял только Рукавичку, был рядом с ней всегда, спал на пороге ее комнаты, если надо, точно пес, и не оставлял ее ни на минуту.

Мастер меча находился с женщиной гораздо дольше, чем Эрек, и…

Стоило признать, что наследник ревновал. Ее к нему. Время, что они проводили вместе. Слова, что говорили. Любые слова. То внимание, что он забирал. Должен был забирать и…

Дверь распахнулась, и треттинец поклонился вновь. Насмешливо? Или Эреку уже это просто кажется?

– Ваша милость. Она просит вас войти. Пожалуйста.

Он надеялся, что на скулах не появились алые пятна и никто не видит, как сильно его волнение перед встречей с ней.

Знакомый ему полукруглый зал с высокими стеклянными дверьми, выходящими в осенний парк. Они оказались распахнуты, и несколько желтых листьев занесло внутрь вместе с грязью и каплями начавшегося дождя.

– Мой господин. – Рукавичка, как всегда в простом скромном, сотканном из шерсти платье, с заколотыми темными волосами и с черной повязкой на глазах, поклонилась ему, опираясь на посох.