Талисман жены Лота - [11]

– Тут появляется слуга. С подносом. Там фрукты, вино... Глянула на него – и сердце оборвалось. Господи, думаю, что я тут делаю?! Зачем пью?! Может, это отрава! Может они – работорговцы! Откуда это богатство?! Почему меня сюда заманили и ублажают? Что, наверху туалета нет? Продавцы из верхнего магазина малую нужду на золоченых унитазах справляют? Чай в сторону отставила, от вина отказалась. Молчу. Потом резко перехожу на высокий иврит, чтоб знали, что я гражданка Израиля, может быть, даже персона какая-нибудь важная, и государство меня будет искать. Служка исчезает. Юноша извиняется, говорит, что сейчас вернется и выходит следом за ним. Я сижу, как парализованная. Ругаю себя на чем свет стоит: почему не встаю, почему не ухожу?! Чего жду?! Бог его знает! Светильники горят... Гобелены мрачнеют. Или это у меня в голове мутится... Начинаю чувствовать, что как бы одурманена. Какой-то запах, мне показалось, вокруг витает... Сладкий, очень приторный. Все, думаю, анаша. Или гашиш. Или Бог его знает, как эта отрава называется. Сами ушли, а я сейчас усну и проснусь рабыней в какой-нибудь африканской стране. Или в азиатском борделе... Встаю. Ноги не слушаются...

– Аглаюшка, ты, может, просто разморилась, спатеньки захотела. А твое воображение... бурное... – перебил Юрчик.

– Заткнись, а! – отрезала она. – Ты понимаешь, что я не помню, что со мной было больше трех часов?! Я по-всякому считала. На лестницы, залы и туалет полчаса, на болтовню столько же... Час! Пускай полтора! Но не три! Допустим, на мобиле цифры сбились. Он падал, я говорила тебе! Нет!? Но солнце-то? Я что, не знаю, когда оно садится?! Когда вышла оттуда, солнце уже шло на закат. А приехала – в полдень!

Аглая, прикусив губу, выжидательно глядела на друга. Тот потянулся к маленькому телевизору, стоящему на убогой тумбочке, включил его.

Кукольные глаза диктора уставились в противоположную стену. Через минуту шевелящийся резиново рот начал выговаривать слова: «По предварительным оценкам, жертвой террористического акта в Иерусалиме стали восемьдесят израильтян. Террорист-самоубийца...»

Юрка матюгнулся и сделал звук громче. Но диктор, сморгнув дважды, сообщил, что подробности – чуть позже.

По немому экрану телевизора продолжали ездить «амбулансы», груженные черными мешками с трупами, в лужах крови плавали осколки витринных стекол...

– Суки! – Юрка вслепую нашарил в ящичке упаковку лекарств. – В свиные шкуры их заматывать после смерти! Хрен тогда к девственницам в рай попадут!

Выдавив сразу три таблетки на ладонь и закинув их в глотку, он повернулся к Аглае.

– Так, говоришь, память потеряла? Да?

Аглая насторожилась.

– А амулетик с тобой был?

Она торопливо кивнула.

– Ну, значит, ничего с тобой плохого быть не могло. Запомни: ты – защищена.

Женщина еще раз кивнула, очень доверчиво...

– Амулетик-то я тебе надежный сделал. Ты не бойся – пока он с тобой, будешь неприкосновенна. Ни хрена тебе никто ничего плохого сделать не сможет... Ни эти, с чумазыми рожами палестинскими, ни те – хвостатые... Никто! Я амулетик твой знаешь в каких мирах надыбал? Не знаешь... Туда вам ходу нет, где я бывал. Туда таких нежных не пускают, Аглаюшка... Я за этот амулетик цену ого-го какую заплатил.

Не очень-то хотели секрет открывать. Но я попросил. Я очень попросил для тебя, Аглаюшка. Ты не сомневайся, я правду говорю... И скажу тебе, что вещицу эту не одна ты носила. Не знала?.. Ох, какая у нее еще хозяйка была...

Юра медленно подходил к Аглае, притворно сладко улыбаясь, тонируя мурлыканьем голос. Гора его тела дышала первобытностью и силой. Вплотную приблизившись к гостье, он обхватил ее за плечи, ведя свои огромные ладони вверх, к горлу.

– Задушить, что ли, меня хочешь? – слегка отстранилась Аглая.

– Тебя?! Аглаюшка?! Что ты такое говоришь! – Юрка отпрыгнул. – Разве я могу тебе что-нибудь плохое сделать! Я же к тебе не для того приставлен, я помочь тебе хочу.

– Ага! – возмутилась она. – Помощник! Придушишь, и пикнуть не успею.

– Да не бойся, милая. Я теперь совсем здоровый. Ситуацию под контролем держу. Я их перехитрил, они до меня больше не доберутся. Веришь?

Юрка стал как-то оседать и стареть на глазах: видимо, начали действовать лекарства.

– Я тебе еще яишенку сделаю, – сказал он, надевая фартук. – Только погоди чуток, я только прилягу на минуточку, а потом сделаю. Не уходи, Аглаюшка... Пожалуйста, не уходи без меня....

Она осталась одна в маленькой кухоньке, где было много всякой хохломы, и на кривом удилище судьбы, вознесшей ее в Иерусалим, трепыхалась сметенная душа...

Вернулась с работы Наденька, молча поставила перед Аглаей чашку, налила крепкого свежего чая, спросила:

– Аглая, ты чего такая в последнее время?

– Какая?

– Ну, вздернутая какая-то. Что-то случилось?

– Я не знаю, Муся, – честно ответила Аглая. – За исключением какой-то фигни, ничего не случилось. А ощущение – что я куда-то проваливаюсь, будто меня засасывает что-то... Так, наверное, зверь себя чувствует, когда его окружают охотники, стоящие против ветра. Запаха нет, а опасность – вот она, в воздухе витает. И трепещет зверек, ничего не понимая...