Талисман Шлимана - [62]
– Дай-ка мне еще ту восточную сладость. Как ты думаешь, из чего она сделана?
– Не знаю, но вкусно.
– А может быть, это верно. Вот в истории Египта много жестокости. И раньше мне казалось, что главный вопрос – понять жестокость в истории, а теперь мне кажется, он совсем в другом – понять, где красота становится бессмертием.
– Вот вы говорили про веру в силу проклятия, Глеб?
Я кивнул и еще выпил, глядя на темную воду Нила.
– И если она существовала, про силу, которая ей противостоит. Некое благословенье. Что искусство – это благословение, приходящее сквозь века, как радость. Надо только постараться его услышать. Ну, посмотрите на те колонны.
– В самом деле, Луксорский храм с подсветкой еще лучше, чем днем.
– У нас в русской литературе XIX века есть рассказ о бедном сельском учителе, который вспоминает Венеру Милосскую и душа его выпрямляется.
– Интересно, а эти наши колонны могут еще нас выпрямить? А то я что-то уже покачиваюсь.
– Они не только выпрямляют, они вдохновляют.
– Я бы даже сказал, магически вдохновляют.
– А я нуждаюсь, чтобы меня выпрямили и довезли, кстати, а где наша карета? Мне не хочется идти домой пешком.
Но вместо кареты из темноты вынырнул Дмитрий Петрович, который, кажется, обладал способностью появляться внезапно, как черт из табакерки.
– Присоединяйтесь к нам. Нам удалось в этой стране достать отличное вино. И с какими трудностями, – добродушно приветствовал его Олав.
– К сожалению, сейчас не могу, у меня еще одно дело. Может быть, завтра. – Я обратил внимание, как отличалась его улыбка от открытой улыбки Олава.
– Завтра мы собираемся на ночное представление в Карнаке.
– Может быть еще и встретимся. До свидания.
Я посмотрел вслед ему, и непонятное странное ощущение закрадывалось в душу.
– Какое дело может быть ночью в Египте?
– Не все же уже так расслабились, как мы, Глеб. Так о чем мы говорили?
– О колоннах, выпрямивших Глеба.
– И мистически вдохновивших Ингрид.
– Ингрид, а как у тебя с магией? Ты смотри, поосторожней, а то мы неразумно тебя оставили одну там в храме из-за нашей алкогольной проблемы. Местные мальчишки тебе давали рисовать? Кстати, почему они все время бегают и спрашивают «What’s your name»?
– Думаю, что других английских фраз они не знают.
– Я видел, Ингрид, – вдруг неожиданно серьезно сказал Вацлав, – как вы были в святилище. Я не стал туда заходить, там такая тьма, ничего не видно.
Ингрид вдруг задумчиво проговорила:
– Ищи силу светлую.
Лишь кто окутан светлой силой, войдет бестрепетно туда, – никак не могу вспомнить, откуда эти строчки, Глеб? Вы ведь хорошо знаете древнеегипетскую поэзию.
Я удивленно посмотрел в ее глаза, и что-то непонятное мелькнуло в них.
– А я вот сейчас тоже чувствую силу светлую, – сообщил О лав.
– И мысли какие-то бредово-светлые.
– Хочется что-то сделать.
– Например, раскопать Трою.
– А почему Шлиман это сделал? Ему здесь в Египте пришла эта мысль, Глеб?
– Например, раскопать Трою.
– А почему Шлиман это сделал? Ему здесь в Египте пришла эта мысль, Глеб? Я думаю, он вот тут стоял и решил. Ведь Вы нам расск
– Что его позвало?
– Быть может, слово и судьба, и ветер.
– Я знаю, наверное, он забрался на вершину пирамиды, а там ветер…
– А я тоже хочу залезть в пирамиду.
– Олав, тебе не надо столько пить в мусульманской стране. Дома с тобой такого не случается.
– Здесь даже воздух пьянит.
– Там, в пирамидах – мудрость.
– А здесь, в Карнаке – святилища. Вызовем дух какого-нибудь жреца или фараона?
– К этому надо относится со священным трепетом, – Как-то странно серьезно проговорила Ингрид.
– О, Ингрид, будь осторожней, не прикоснись к проклятию.
– Олав, здесь много тайн, и ты зря тревожишь камни.
– А я знаю, что ты делала в храме. Ты колдовала. Послушайте, друзья. Она нашла там самый мистический рельеф, дотронулась до него, отверзла ему уста. Ведь в рельефах, как и в статуях, живет «Ка». Я видел, она долго около него стояла.
– Тайны храмов и пирамид.
– Мы так не дойдем до отеля.
– А где все же наша карета, ну куда она делась?
– Вот надо же, он столько за нами ехал, а когда надо, его и нет.
– Да мы уже рядом с отелем.
На следующее утро я встретил Ингрид в коридоре. При дневном свете она казалась бледной, с кругами под глазами. Я удивленно смотрел на нее и снова что-то странное мелькнуло в ее взгляде. Она была уже в джинсах и держала в руках мольберт.
– Я не пойду на завтрак. Мы еще увидимся.
– Ингрид, вы уходите? Одна? Осторожней, здесь все-таки не Европа, а Африка. А где Олав?
– Еще спит. Увидимся, – и вдруг, уже у двери обернувшись, добавила. – А вы знаете, Глеб, я долго рассматривала сфинксов у Луксорского храма. Там есть такие, которые вправду улыбаются.
Поначалу к самостоятельным экскурсиям своей жены Олав отнесся философски.
– Наверное, опять пошла рисовать. Ее не переубедишь. Она знает, где мы будем, за обедом и встретимся. Кстати у нее проблемы с телефоном, она даже с собой его не взяла.
Мы осматривали гробницы в Долине царей довольно долго, но когда вернулись в отель, Ингрид еще там не было. На тумбочке у Олава лежала записка: «У меня важные дела. Встретимся позже».
Нами стало овладевать беспокойство.
– Где она в конце-то концов?
Когда-то люди жили по законам природы: поклонялись матушке-земле, радовались солнцу, слушали песни ветра и верили в добро и свет. Среди таких людей в Ярилиной веси и жила Веснянка. Молодая девушка, которая только впервые свой хлеб на освобожденную от снега землю положила. Она знает множество песен, но никому не ведомо, откуда они приходят к ней. Голос Веснянки волшебный, звенит так, что на всю округу слышно. И становится от ее напева светло и чисто на душе. Близкий друг Веснянки, кузнец Ярилка, влюблен в девушку.
Из чего состоит жизнь молодой девушки, решившей стать стюардессой? Из взлетов и посадок, встреч и расставаний, из калейдоскопа городов и стран, мелькающих за окном иллюминатора.
Обычный советский гражданин, круто поменявший судьбу во времена словно в издевку нареченрные «судьбоносными». В одночасье потерявший все, что держит человека на белом свете, – дом, семью, профессию, Родину. Череда стран, бесконечных скитаний, труд тяжелый, зачастую и рабский… привычное место скальпеля занял отбойный молоток, а пришло время – и перо. О чем книга? В основном обо мне и слегка о Трампе. Строго согласно полезному коэффициенту трудового участия. Оба приблизительно одного возраста, социального происхождения, образования, круга общения, расы одной, черт характера некоторых, ну и тому подобное… да, и профессии строительной к тому же.
Представленные рассказы – попытка осмыслить нравственное состояние, разобраться в проблемах современных верующих людей и не только. Быть избранным – вот тот идеал, к которому люди призваны Богом. А удается ли кому-либо соответствовать этому идеалу?За внешне простыми житейскими историями стоит желание разобраться в хитросплетениях человеческой души, найти ответы на волнующие православного человека вопросы. Порой это приводит к неожиданным результатам. Современных праведников можно увидеть в строгих деловых костюмах, а внешне благочестивые люди на поверку не всегда оказываются таковыми.
В сборник произведений признанного мастера ужаса Артура Мейчена (1863–1947) вошли роман «Холм грез» и повесть «Белые люди». В романе «Холм грез» юный герой, чью реальность разрывают образы несуществующих миров, откликается на волшебство древнего Уэльса и сжигает себя в том тайном саду, где «каждая роза есть пламя и возврата из которого нет». Поэтичная повесть «Белые люди», пожалуй, одна из самых красивых, виртуозно выстроенных вещей Мейчена, рассказывает о запретном колдовстве и обычаях зловещего ведьминского культа.Артур Мейчен в представлении не нуждается, достаточно будет привести два отзыва на включенные в сборник произведения:В своей рецензии на роман «Холм грёз» лорд Альфред Дуглас писал: «В красоте этой книги есть что-то греховное.
В «Избранное» писателя, философа и публициста Михаила Дмитриевича Пузырева (26.10.1915-16.11.2009) вошли как издававшиеся, так и не публиковавшиеся ранее тексты. Первая часть сборника содержит произведение «И покатился колобок…», вторая состоит из публицистических сочинений, созданных на рубеже XX–XXI веков, а в третью включены философские, историко-философские и литературные труды. Творчество автора настолько целостно, что очень сложно разделить его по отдельным жанрам. Опыт его уникален. История его жизни – это история нашего Отечества в XX веке.
Перевернувшийся в августе 1991 года социальный уклад российской жизни, казалось многим молодым людям, отменяет и бытовавшие прежде нормы человеческих отношений, сами законы существования человека в социуме. Разом изменились представления о том, что такое свобода, честь, достоинство, любовь. Новой абсолютной ценностью жизни сделались деньги. Героине романа «Новая дивная жизнь» (название – аллюзия на известный роман Олдоса Хаксли «О новый дивный мир!»), издававшегося прежде под названием «Амазонка», досталось пройти через многие обольщения наставшего времени, выпало в полной мере испытать на себе все его заблуждения.