Талисман Шлимана - [61]

– В самом деле? – улыбнулся Вацлав.

– Может быть и боюсь, но меня это и притягивает. Более того, я это нарисую.

– А стоит ли, Ингрид? – присоединился я к общей теме. – Вы же знаете, что в магии создать портрет или даже фотографию – это как бы взять часть иной ауры, энергетики себе. Отсюда все рассказы о таинственных портретах, о том, что изображение может влиять на людей. Недаром у египтян был обряд отверзания уст. Прикоснулся к статуе с заклинаниями – и в ней уже «Ка» – душа.

– Конечно, – подтвердил Олав с таинственным видом, – художники более чувствительны ко всякой там экстрасенсорной энергетике, оккультизму, вроде нашей Ингрид. Она как прикоснется к какой-нибудь статуе, то «Ка» непременно пробудится.

– Вы все сказали? – поинтересовалась Ингрид. – ведь вы доведете меня до того, что я в самом деле совершу нечто, а вам, Глеб, даже нарисую кое-что особенное.

– Кроме шуток, буду благодарен, Ингрид. Тем более, что я гораздо менее скептически отношусь к вашим мистическим настроениям, чем остальные.

– Итак, решено, идем в Карнак, а вечером у Нила.

Я пытаюсь понять, что необыкновенного произошло со мной здесь. Гоген уехал в экзотический мир Таити, чтобы спросить: «Кто мы, что мы, куда мы идем?» Дорога в неведомое… Похоже, Египет еще более таинственная страна для такого человека как я.

Обходя колонны Карнакского и Луксорского храмов, фотографируясь по просьбе моих новых друзей у пилонов и сфинксов, я пытался разобраться в своих чувствах.

Я поехал сюда, потому что так было нужно для нашей работы и поисков. Это было не то светлое чувство, похожее на зов, которое побудило моего учителя так долго пробыть на Крите. Скорее я просто понимал, что для самообразования должен видеть эту древнюю цивилизацию своими глазами. Олав и Ингрид, например, впервые посетили Египет еще в студенческие годы.

Но я встретился совсем не с тем, что ожидал. И вот искусство Египта, когда я до него дотронулся, не стало для меня чересчур огромным, подавляющим или скованным. В нем было что-то близкое. Скалы Долины царей казались мне светло-нежными, обелиски – легко стремящимися в небо.

Но в моем ощущении не хватало какой-то ноты, может быть той, которую внесло происшествие с Ингрид и то, что произошло потом.

Когда я бродил между колонн, ко мне подошел Олав.

– Глеб, о том, чтобы выпить, здесь надо заранее позаботиться.

– Верно.

Мы нашли Вацлава, который с группой немецких туристов старательно обходил вокруг каменного скарабея, загадав желание.

– Я мог бы остаться с Ингрид.

Она подошла к нам внезапно, появившись с мольбертом сбоку из-за колонны.

– Не надо, я бы с удовольствием походила здесь одна. Хочу еще кое-что сделать.

Мы в простосердечии тогда решили, что речь идет просто еще об одном этюде Карнакского храма.

– Ты тут без нас разоришься на бакшиш служителям. Они все будут набиваться к тебе в гиды.

– Я взяла пример с Глеба и объяснила им, что я специалист по древней магии и культуре Египта. Самое интересное, что они мне поверили. Она встала у рельефа на колонне. – Идите в свой магазин, вы будете мне только мешать.

– Вацлав, ты нам просто необходим. Пойдем, здесь всего один Durty free продает вино. До него еще надо доехать.

– Жалко на все это время тратить. Лучше бы, как Ингрид, походить между колоннами. Мне тут понравилось.

Но через час, когда мы выходили из магазина, Вацлав был в очень веселом настроении.

– Я совсем не жалею, что пошел с Вами. Было интересно и поучительно.

В самом легкомысленном расположении духа мы в деталях рассказали о нашем походе Ингрид, показывая бутылки.

– Ты не представляешь, Ингрид, с какими трудностями мы их добыли. Что ты такая задумчивая?

– Да так. Давайте лучше праздновать.

Мы представляли собой веселое и забавное зрелище (высокий Олав со своим скандинавским спокойствием, темноволосый подвижный Вацлав, Ингрид с задумчиво светлым взглядом и я с моей бородой), выпив у пальмы, мы шли вдоль Нила, невероятно развеселившись, в сопровождении своего рода кареты, т. е. лошадки с повозкой и египтянином на козлах, упорно предлагавшем довести нас до отеля. Он ехал за нами долго, совсем не понимая, что мы собираемся делать. И в конце концов, когда озадаченный, он отстал, нам стало даже скучно без него.

Мы нашли место, где сбоку виднелись подсвеченные колонны Луксорского храма, а перед нами тихо плескался Нил, и пили с трудом добытое вино в каком-то удивительном настроении.

– Как мы удачно все смешались.

– Не смешались, а соединились, – заметил Олав.

– Да, мы интересно встретились, прямо экспозиция какой-то загадочной новеллы: из трех разных стран Европы, на этой древней земле в такой ситуации что-то особенно таинственное может произойти.

– И произойдет, – пообещала Ингрид.

– Ингрид, закусывай мандарином. Смотри, вот тут есть один даже с листком.

– Как хорошо.

– Не только хорошо, а красиво. А красота спасет мир.

– Правда? Дай мне лучше вон тот другой мандарин – с тремя листьями, да не ешь ты его, он мне для натюрморта нужен, я его завтра нарисую. Глеб, это хорошо, это мне нравится, про красоту.

– В России последнее время часто так говорят. Удивительно, что у нас в нашей тяжелой и жизни родилась такая идея. Эта фраза из XIX века, ее произносит князь Мышкин в «Идиоте» Достоевского, но как-то мельком. А сейчас многие ее повторяют.