Талисман Шлимана - [42]

Так что считаю, дело об убийстве раскрыто. Почему я решил, что это они убили, наш охранник и реконструктор? Если бы ты слышал их разговор, ты бы тоже уверился в этом. Впрочем, Глеб, я пока тебе не напишу, чтобы ты поломал голову. Интересно, догадаешься ли ты с твоим интеллектом? И не говори, что это от моей «любви к спецэффектам» и мои «актерские штучки», но я уверен, что исполнителей мы уже раскрыли, пусть доказательств пока и нет. А что касается заказчиков, то может быть мы их никогда и не узнаем. По крайней мере, оставим разгадку до будущего года, когда снова начнутся раскопки. Будем делать поэтапно, ведь в Градонеже все еще будет продолжаться, я уверен».

Понятно, подумал Глеб. Теперь он еще долго об этом не напишет, будет сохранять интригу.

«Подходя к ротонде и камням, писал дальше Вадим, я увидел какой-то огонек, костер что ли. Я подкрался тихо. Кто это тут, думаю. И увидел: Ивана-охранника и Павла-реконструктора, который изготовил тот сувенир-копию талисмана и, как сейчас понимаю, соврал о том, откуда он узнал, как его сделать. Они по очереди что-то копали. При свете костра я разглядел, что они раскапывают: нечто вроде погреба. Помнишь, еще наши дельфийцы писали в своих заметках, что здесь были подвалы и подземные ходы, оставленные масонами. У нас тут все было, в том числе и масоны. Кажется, лучшее место, чтобы скрываться, все искали в Градонеже. Вот я и подслушал разговор копателей. Только я его услышал, Глеб, сразу понял. И как я раньше не догадался… Потом ушел реконструктор. Тут мне показалось, что Иван что-то нашел. Он восхищенно выругался. Я подошел ближе, тут ветка и хрустнула. Тогда Иван накинулся на меня, но он недооценил соперника. Наш режиссер требовал от нас полной достоверности, особенно в сценах с драками. Иван мускулист, но неповоротлив как слон. Я несколько раз удачно увернулся, но он все же угодил мне по лицу. Пошатнувшись, я выронил палку, но не упал. Уклонившись от очередного удара, я заметил забытую Иваном лопату и кинулся к ней. Он остановился, покосился на мое новое оружие, поднял руки, как бы сдаваясь, и дал деру. В общем, все кончилось ничьей. Но зато теперь я уверен, что нашел преступника. То, что я услышал, стоило разбитой физиономии.

Удачи тебе в Египте. Жду новостей. И почитай рукопись».

Так, вздохнул Глеб, в Градонеже то любовь, то драки. С каждым днем все интереснее. Ну что ж,

посмотрим рукопись.

" – Еще бы к твоему меду потешили бы вы странников забавной какой сказкою.

– Истинно говорят, дай премудрому вина, премудрее будет, – проговорил мастер. – Вы уж и правду до того хмельны, что пора и дослушать меня. А раз гусляр про то спросил, то как раз по нему и будет притча. Итак, прослышал о той корчме один добрый человек по прозвищу, как его звали я и забыл, не помню. Так вот, был он нрава веселого, но и дерзкого. Шел он к корчме, но узнал, что умер один гусляр, а был он таким гусляром, что от песен его воины плакали, а монахи смеялись. И тогда пошел наш странник в церковь, а там перед евангелистом Иоанном свеча стоит, а перед гробом гусляра темно. Что вы думаете он сделал? Взял свечу и перенес ее от иконы к могиле гусляра. Потому говорит, что если этот видевший самого Господа, духом святым вдохновленный, написал столь важную книгу, столь темно и неясно, а другой бедолага, и грешил, а из такой, прости Господи, убогой жизни смог такую дивность открыть, пусть ему и светит свеча. Но сказывают, когда зашел он в тот же храм, и видит: у гроба епископа стоит свеча, а перед распятием господним нет, он ее и перенес к распятию.

– А не страшно было тому мужу? – спросил корчмарь, – я бы побоялся.

– Вот уж никогда бы не поверил, что ты чего-то боишься, – пожал плечами кузнец.

– Чувствую я, что не разгневался Господь на того грешника, – сказал мастер.

– А может, и на нас не разгневается? – спросил гусляр.

Мастер задумчиво продолжал:

– Неужели отмеряет господь милосердие, как скупец монеты. И нет у него для нас счастья.

– Так, – согласно подтвердил Вавила. – Так только Евагрий или владыка Феодор думают, как послушаешь их, так это они по себе о Вышнем судят. А я верю, что всё по-другому. Помните, как у того монаха, что свои слезы молитвенные собирал в сосуд, а как умер, то ангел подобрал, что, не заметив, он мимо пролил, они-то его и спасли.

– Господь в малых сих открывает истину свою, – заметил гусляр, – слушайте, я пил премного, и любил немало. Но Богу я молился каждый час, чтоб дал он мне беззлобие. И будем верить, умирая, что дастся нам немного рая.

– Кто же измерит милосердие божие, – задумчиво произнес мастер. – 0н на кресте за распинавших его молился, а мы друг другу слова единого простить не можем, так неужто он нам не простит лишнюю чашу и песню. Может, она-то ему и милее всего, через нее мы красу божьего мира видим. Отроки, как вы думаете? »

После этих новелл в средневековом стиле и должно было появится что-то о любви,, подумал Глеб.Вот и комментарии Вадима.В этом отрывке все вспоминают историю любви погибшего княжича Изяслава и появляется Даниил Заточник, прославляющий словесное искусство.

«– И о чем же те песни?