Талисман Шлимана - [3]

Шрифт
Интервал

– Итак, друзья мои, я хочу осмыслить гибель древних цивилизаций. И еще…А здесь тоже жарко, лучше пройдемся вдоль реки. Там хотя бы ветерок. – Они пошли по берегу.

– Вы знаете, я могу себе это позволить. У меня уже столько научных работ, вы тоже многое успели. Мы делали все как надо, вполне традиционно. Но есть еще что-то, сейчас я понял, что самое интересное происходит на грани. Существует же загадка тайны, такой литературный прием – тайна, что-то жгучее. И самое заурядное произведение влечет, если в нем есть эта закваска. Я хочу понять, что нас всех зовет.




Там, где кончается боль и начинается песок, мягкий и теплый. А потом шершавая подстилка из хвои. Где твои губы не язвят, а целуют. И летит песня твоя над фиалково-синим морем.




– Кстати, я получил под это не только грант, но нашел и спонсоров. К вопросу о море – хочу, чтобы мои ученики тоже увидели древние памятники своими глазами.

– Я понял, и нам надо написать бестселлер, чтобы жить в хороших отелях.

– А почему бы нет? Кто сейчас только ни пишет. Мы хотя бы исторические факты знаем.

– Подождите минутку, я, кажется, забыл мои записи на месте древней пристани.

Когда профессор отошел, Глеб сказал:

– Тема наша мне нравится, раньше таких у нас не было, широкая, занимайся, чем хочешь – «Влияние культур и цивилизаций древности на литературу и искусство XIX-XX веков», да и командировки. Хорошо. Люблю путешествовать.

– Во всем этом, знаешь, что радует? Я надеюсь, что наш шеф не предложит нам ехать хотя бы в Ирак.

– Кто знает.




Я смотрел на моих учеников, нарочно отойдя в сторону, чтобы еще раз обдумать, как с ними лучше сейчас говорить, не рассказывая всего, и не вовлекая во что-то, возможно, небезопасное. А ведь сначала тому человеку удалось заинтересовать меня, особенно копией необычного минойского рисунка. Случилось это на прошлой неделе, он сел рядом на конференции и несколько раз пытался со мной заговорить. Он был невысок, полноват, с острой короткой бородкой. Мне запомнились его улыбка и что-то в манере общения, какая-то скрытая то ли наглость, то ли развязность, которая не сразу проявлялась, когда он был в ком-нибудь заинтересован, как во мне тогда. Хотя даже и вначале он говорил с напором и странные вещи.

– Я читал ваши работы, в последнее время вы ведь что-то ищете?

Чтобы как-нибудь от него отвязаться, я неожиданно для самого себя произнес:

– Тайну Атлантиды.

Лучше бы я этого не говорил, похоже, он совсем не понимал шуток. Лицо его выглядело ошарашенным, брови поползли вверх. Но тут я отвлекся, докладчику задали интересный вопрос, когда я снова обернулся к моему собеседнику, он пристально смотрел на меня.

– Значит, так оно и есть. Он был прав. Вы и про Шлимана знаете?

– Вы, наверное, меня не так поняли, это была шутка, про Атлантиду.

– Но ведь вы, профессор, интересуетесь Шлиманом и крито-микенской культурой, а гипотеза о связи Крита с Атлантидой сейчас многими разделяется.

– Я смотрю на это несколько иначе, да и при чем тут Шлиман?

Объявили перерыв. Все поднялись и пошли в буфет. Я тоже хотел встать. Но тут он гордо положил передо мной лист бумаги, и я, озадаченный остался. На ксерокопии я разглядел два нечетких рисунка и две надписи. Изображения отличались изяществом линий и выразительностью фигуры лежащего мужчины и мелких деталей.

– Что вы об этом думаете?

– Похоже на копию рисунка на гемме или фреске минойской эпохи. Надписи напоминают: длинная -линейное письмо А, короткая – иероглифы на Фестском диске. Я не специалист конкретно в этой области, но из того, что я видел, не припоминаю подобного сюжета.

– Вы не могли это видеть, о нем знают очень немногие. А что вы скажете о лежащем воине? Там вдали, посмотрите, мелко изображен еще кто-то. Похоже, что здесь какое-то страшное преступление древности.

– Да, очень выразительное изображение. Не знаю, может быть, мужчина на первом плане действительно убит или принесен в жертву. Вот тут рядом с ним – четкий знак лабриса, священного топора. Скорее всего, это жертвоприношение. Но даже если это преступление, убийство, почему оно вас так интересует? Не собираетесь же вы расследовать то, что произошло более трех с половиной тысяч лет назад.

– Не расследовать, а искать. У меня есть другая версия, – глаза его как-то странно блеснули. – Это предупреждение, может быть, даже магическое предупреждение, убитый человек поплатился за то, что узнал или стремился раскрыть некую тайну – тайну, заключенную в этом слове, надписи. А почему бы и нет? Может быть, тайну Атлантиды.

Я разочарованно посмотрел на него.

– Я не говорил про Атлантиду. Но надпись действительно интересна. Откуда это у вас?

Он гордо взглянул на меня.

– От Шлимана. Мне пришлось проделать некоторые архивные разыскания и, как видите, небезуспешно. Не кажется ли вам, что это может быть чем-то вроде Розеттского камня для Шампольона. Билингва. Два языка.

– С той лишь разницей, что оба – и линейное письмо А, и иероглифы не расшифрованы. Объяснить одну загадку через другую невозможно.

– Разрешите подарить вам эту ксерокопию. Мы надеемся на сотрудничество с вами.

– В чем? Я специалист по средневековью, а та тема, которой я сейчас занимаюсь… – Я не договорил.


Еще от автора Ольга Озерцова
Веснянка

Когда-то люди жили по законам природы: поклонялись матушке-земле, радовались солнцу, слушали песни ветра и верили в добро и свет. Среди таких людей в Ярилиной веси и жила Веснянка. Молодая девушка, которая только впервые свой хлеб на освобожденную от снега землю положила. Она знает множество песен, но никому не ведомо, откуда они приходят к ней. Голос Веснянки волшебный, звенит так, что на всю округу слышно. И становится от ее напева светло и чисто на душе. Близкий друг Веснянки, кузнец Ярилка, влюблен в девушку.


Рекомендуем почитать
Необычайная история Йозефа Сатрана

Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Ястребиная бухта, или Приключения Вероники

Второй роман о Веронике. Первый — «Судовая роль, или Путешествие Вероники».


23 рассказа. О логике, страхе и фантазии

«23 рассказа» — это срез творчества Дмитрия Витера, результирующий сборник за десять лет с лучшими его рассказами. Внутри, под этой обложкой, живут люди и роботы, артисты и животные, дети и фанатики. Магия автора ведет нас в чудесные, порой опасные, иногда даже смертельно опасные, нереальные — но в то же время близкие нам миры.Откройте книгу. Попробуйте на вкус двадцать три мира Дмитрия Витера — ведь среди них есть блюда, достойные самых привередливых гурманов!


Не говори, что у нас ничего нет

Рассказ о людях, живших в Китае во времена культурной революции, и об их детях, среди которых оказались и студенты, вышедшие в 1989 году с протестами на площадь Тяньаньмэнь. В центре повествования две молодые женщины Мари Цзян и Ай Мин. Мари уже много лет живет в Ванкувере и пытается воссоздать историю семьи. Вместе с ней читатель узнает, что выпало на долю ее отца, талантливого пианиста Цзян Кая, отца Ай Мин Воробушка и юной скрипачки Чжу Ли, и как их судьбы отразились на жизни следующего поколения.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.