В бутылке оставалась последняя солидная порция виски. Джон налил стакан и залпом выпил. Элизабет внесла ужин, сели за стол. На душе у него понемногу становилось спокойнее. Ели они, как обычно, молча. Наконец он спросил:
— Элизабет, почему ты сказала доктору, что я хожу во сне?
Она спокойно поставила тарелку, которую держала в руках, и с любопытством на него поглядела.
— Почему? — мягко сказала она. — Да потому, что я беспокоилась, разумеется. Я не думала, что ты это знаешь.
— Я в самом деле ходил?
— Ну да, несколько раз… и в Лондоне, и здесь. Я сначала думала, это неважно, а позавчера ночью застала тебя на балконе, около этой ужасной дыры. И уж тут испугалась. Но теперь все уладится. Доктор Маккензи назвал мне специалиста…
Вполне может быть, подумал Джон Верни, очень похоже на правду. Десять дней он день и ночь думал об этой бреши в перилах, о выломанной решетке, об острых камнях, торчащих из воды там, внизу. И вдруг он почувствовал, что надежды его рухнули, все стало тошнотворно, бессмысленно, как тогда в Италии, когда он лежал беспомощный на склоне холма с раздробленным коленом. Тогда, как и теперь, усталость была еще сильней боли.
— Кофе, милый?
Он вдруг вышел из себя.
— Нет! — Это был почти крик. — Нет, нет, нет!
— Что с тобой, милый? Успокойся. Тебе плохо? Приляг на диван у окна.
Он послушался. Он так устал, что насилу поднялся со стула.
— Ты думаешь, кофе не даст тебе уснуть, дорогой? У тебя такой вид — кажется, ты уснешь сию минуту. Вот, ложись сюда.
Он лег и, словно прилив, что, медленно поднимаясь, затопил камни внизу, под балконом, сон затопил его сознание. Он клюнул носом и вдруг очнулся.
— Может быть, открыть окно, милый? Впустить свежего воздуха?
— Элизабет, — сказал он, — у меня такое чувство, будто мне подсыпали снотворного.
Точно камни внизу, под окном, которые то погружаются в воду, то из нее выступают, то погружаются вновь, еще глубже, то едва показываются на поверхности вод, — всего лишь пятна среди слегка закипающей пены, — сознание его медленно тонет. Он приподнялся, точно ребенок, которому приснился страшный сон, — еще испуганный, еще полусонный.
— Да нет, откуда снотворное, — громко сказал он. — Я ж не притронулся к этому кофе.
— Снотворное в кофе? — мягко, будто нянька, успокаивающая капризного ребенка, переспросила Элизабет. — В кофе — снотворное? Что за нелепая мысль. Так бывает только в кино, милый.
А он уже не слышал ее. Громко всхрапывая, он крепко спал у открытого окна.
