Таксидермист - [42]
Вышли на улицу, я отпер двери «линкольна». Боулер закинул Слоуна на заднее сиденье и протолкнул поглубже, сам сел позади водительского места, чтобы держать меня на мушке. Бинг сел сбоку. Я завел мотор, и через несколько секунд мы катились в сторону Вестсайдского шоссе.
– Правь-ка на юг, – посоветовал мне Бинг. – Езжай по Вестсайдскомудо Бэттери, слышь?
Какое-то время я ничего не говорил – меня занимали возможности бегства, вроде вываливания из машины на скорости тридцать миль в час или проезда на красный свет на глазах копов, чтобы они меня остановили. Я не особо задумывался, что в первом случае я сам себя перееду задними колесами (и, видимо, разобью «линкольн»), а второй вариант – слишком ненадежный, и предполагает, что коп окажется на месте, именно когда он нужен. Уж лучше лотерея. Потом оставалась еще по-настоящему крайняя мера – срежиссировать лобовое столкновение с фонарным столбом. Я был пристегнут, а мои гости нет. В этом была та выгода, что Бинг улетел бы головой в стекло, но и тот недостаток, что боулер со своей пушкой оказался бы у меня на голове.
Двери скорее всего не откроются, зажатые сдвинувшимися назад крыльями, и я застряну, если только верх не отскочит. Вероятность ошибки слишком велика, а кроме того, разбивать «линкольн» очень уж не хотелось.
– И куда вы меня везете? – между тем решил спросить я.
Бинг набивал трубку «Капитаном Блэком», и пистолет лежал у него на коленях.
– Ты знай правь, малыш. Вопросы будем задавать мы. – Отвечать на мои они явно не собирались. – Вставай в левый ряд.
С Бэттери мы свернули в район Уолл-стрит, который в этот предполуденный час не слишком забит пешеходами, хотя к обеденному времени начинает кишеть публикой, занятой поисками корма. Но развозные грузовички устраивали на узких улицах заторы, что, в сочетании с досадным числом улиц с односторонним движением, которое, кажется, всегда не туда, куда надо тебе, стоило нам добрых пятидесяти минут на дорогу до Уильям-стрит и Хановер-сквер. Не то чтобы я был недоволен: чем дольше, тем лучше. Но за все это время мне не подвернулось ни одной порядочной возможности сбежать. И ни одного копа.
– Рули туда. – Бинг показал направо, и я свернул. – Здесь во двор.
Я ткнул «линкольн» носом в узкий проезд, заканчивающийся гаражными воротами в стене здания. Табличка у ворот гласила «БАНК ИРАНА». Бинг вылез, подошел к воротам, нажал кнопку и что-то сказал в решетку. Ворота открылись, и мы вкатились в низкую круглую комнату с бледно-зелеными стенами. Бинг вошел следом, и ворота с грохотом закрылись. Комната дернулась, раздался громкий рокот, лязг цепей и щелканье шестерней. Мы спускались на лифте.
– Банк Ирана? – спросил я через плечо.
– Мы не террористы, если ты это подумал, – фыркнул Боулер. – Иранцы тут больше не сидят, в этом здании. Это неликвидный актив.
Думаю, мы проехали этажа два, потом лифт, клацнув, опустился на землю, и стена справа от нас откатилась в сторону. Площадка стала поворачиваться в сторону проема, чтобы машина могла выехать. Когда площадка остановилась, Бинг, как техник на рулежке, провел меня на стоянку между нескольких старинных же машин, по большей части – еще старше моей. Среди них был и седан «крайслер», что стоял тогда у ВВС.
Хотя такие способы перемещения колесного транспорта могут показаться экзотикой, на нью-йоркских крытых стоянках – особенно в тесных кварталах – применяются самые разные механические устройства, которые, экономя место, переносят автомобили с улицы на другие уровни. Парковка – такой товар на Манхэттене, что люди покупают кооперативные стояночные места: лоскутки асфальта десять на шестнадцать футов. Лифты как этот, в Банке Ирана, максимально увеличивают застройщику число парковочных мест. А в банке у этого лифта была и дополнительная цель – защищенный выезд для бронированных машин.
Поставив «линкольн» рядом с круглобоким черным «студебеккером», я вышел из машины, и понял, что ноги у меня слегка ватные. Я боялся, но оттого не меньше ждал малейшей возможности смыться. Хотя в тот момент, как я понял, единственно возможной тактикой было легкое дуракаваляние.
– Это тут хранится мозг Ленина?
Бинг и боулер, вскинув брови, поглядели друг на друга, потом второй пробурчал:
– Я думал, Чепмен разбрызгал мозги Леннона по всей «Дакоте».[85]
Тут заговорил подавленный Слоун:
– Послушайте, парни, вы должны понять – Букерман псих. Знаете, что он затевает?
Бинг отвесил ему крепкую оплеуху и осклабился. На том и кончилось.
В подвальном коридоре тянулись под потолком трубы, испускавшие свист и шипение от близкого парового котла. Мы дошли до лестницы и поднялись на один пролет – в обшитый панелями холл с флюоресцентными лампами. Толкнув качающуюся дверь с надписью «СПОРТЗАЛ», мы попали в облицованную кафелем раздевалку, в дальнем конце которой была дверь с надписью «БАНИ». Они распахнулись, и нам навстречу вышел Вито.
Боулер упер ладонь мне в грудь.
– Обожди тут.
Он передал свой пистолет Вито и следом за Бингом и Слоуном вошел внутрь.
Я уставился на Вито, который навел пистолет мне в грудь. На нем была рубашка с «Везунчиком» и костями – вы угадали, точно такая же, как на боулере. Дежурная униформа. Он жевал резинку – так старательно, что на его до блеска выбритой голове выступал пот. Не успел я сказать никакой глупости, вроде «Какая встреча!» или «Отпусти меня по старой дружбе», Вито предостерегающе поднял руку и шагнул ко мне. У него покраснели веки – и похоже было, что ему приходится тяжко.
Трудная и опасная работа следователя Петрова ежедневно заканчивается выпивкой. Коллеги по работе каждый вечер предлагают снять стресс алкоголем, а он не отказывается. Доходит до того, что после очередного возлияния к Петрову во сне приходит смерть и сообщает, что заберет его с собой, если он не бросит пить. Причем смерть не с косой и черепом на плечах, а вполне приличная старушка в кокетливой шляпке на голове…
-Это ты, Макс? – неожиданно спрашивает Лорен. Я представляю ее глаза, глаза голодной кобры и силюсь что-нибудь сказать. Но у меня не выходит. -Пинту светлого!– требует кто-то там, в ночном Манчестере. Это ты, Макс? Как она догадалась? Я не могу ей ответить. Именно сейчас не могу, это выше моих сил. Да мне и самому не ясно, я ли это. Может это кто-то другой? Кто-то другой сидит сейчас на веранде, в тридцати восьми сантиметрах от собственной жизни? Кто-то чужой, без имени и национальной принадлежности. Вытянув босые ноги на солнце.
Аберистуит – настоящий город грехов. Подпольная сеть торговли попонками для чайников, притоны с глазированными яблоками, лавка розыгрышей с черным мылом и паровая железная дорога с настоящими привидениями, вертеп с мороженым, который содержит отставной философ, и Улитковый Лоток – к нему стекаются все неудачники… Друиды контролируют в городе все: Бронзини – мороженое, портных и парикмахерские, Ллуэллины – безумный гольф, яблоки и лото. Но мы-то знаем, кто контролирует самих Друидов, не так ли?Не так.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Что может получиться у дамы с восьмизарядным парабеллумом в руках? Убийство, трагедия, детектив! Но если это рассказывает Далия Трускиновская, выйдет веселая и суматошная история середины 1990-х при участии толстячка, йога, акулы, прицепа и фантасмагорических лиц и предметов.
«Иронический детектив» - так определила жанр Евгения Изюмова своей первой повести в трилогии «Смех и грех», которую написала в 1995 году, в 1998 - «Любовь - не картошка», а в 2002 году - «Помоги себе сам».