Таксидермист - [21]
– Да.
Холодно улыбаясь, Энджи обменяла мою шляпу на номерок.
– Я смотрю, у тебя уже скупердяйский блеск в глазах.
– Все-то ты знаешь. – Я отставил локоть, и Энджи просунула в него руку в длинной перчатке. Мы прошли на галерею, нависшую над ярусами столов и танцполом.
– Я тебе уже говорил, как изысканно ты сегодня выглядишь?
– Да, но никогда не вредно услышать это еще разок.
Энджи одарила меня скептической улыбкой женщины, которая знает, что комплимент заготовлен специально, но ценит твои усилия все равно. Выглядела она обалденно.
– Гав! – От своего столика во втором ярусе с энтузиазмом сигнальщика на полетной палубе авианосца нам призывно махал Дадли. – Энджи!
– Поздравляю вас, ребята! – подала голос Энджи.
– Здорово, увалень!
Я ткнул Дадли в плечо. Он стильно выглядел в пиджаке с накладными плечами такого размера, какой в Национальной футбольной лиге означает дисквалификацию. Грудь его покрывал немалый розовый галстук в цветочек. Он стоял позади стула Кармелы, положив руки ей на плечи, и лыбился, как Тедди Рузвельт[51] на воскресном пикнике. (То есть он держал ее за плечи, оттопырив большие и указательные пальцы, – для зашиты от инфекции. Дадли вам быстро напомнит о роли большого и указательного пальцев в передаче вирусов.)
Кармела, разумеется, натянула свою всегдашнюю виноватую мину.
Мы с Энджи переглянулись, уже в невесть какой раз подумав: «И как Дадли угораздило втрескаться в эту Кармелу?» Дело не просто в том, что она тощая, сутулая, бледно-серая и с нависшим лбом. Добивает то, что по характеру она – этакое самоуглубленное бревно. И к этому праздничному вечеру Кармела приоделась без лишних затей: зеленое мешковатое платье, кукольные бусики, небритые ноги и черные туфли без каблука. Да, у нее был еще бант в волосах – такая пластмассовая штучка на зажиме, а букетик на грудь, должно быть, пришпилил ей сам Дадли. Однако оба украшения висели на ней и выглядели смешно и неуместно – как если бы их прицепили на борзую.
Энджи попыталась играть в женское взаимопонимание. – Ну, Кармела, давай посмотрим, как тебе идет кольцо? Будущая невеста уронила руку на стол, как гнилой банан, и едва-едва зарделась.
– Ого, – сказала Энджи и тронула ее за плечо. – Ты, наверное, ужасно обрадовалась.
– Да, – хрюкнула Кармела.
Я легко подавил искушение поцеловать счастливую девицу в щечку. В виде альтернативы я просто помахал:
– Поздравляю. Ты получила хорошего мужика, нашего Дадли.
– Да.
Я выдвинул стул для Энджи и махнул официанту.
– Похоже, тут напрашивается тост, м-м?
– Еще как напрашивается! – провозгласил Дадли, опускаясь на стул.
Энджи повела разговор, объясняя достоинства кольца, которое сама же изготовила Кармеле и Дадли.
Я заказал самую дешевую во всем погребе бутылку шампанского и вернулся к изучению окружающей среды за соседними столиками. Многие были того же типа, что и у бара на галерее, но, на мой взгляд, не настолько упертые. За столиками было немного мамочек-и-папочек, готовых, судя по виду, воскресить золотые воспоминания о балах юности. Так что я переключился на перила и галерею за ними, отмечая нетипичных. Например, там был какой-то взъерошенный парень в джемпере с соломенной шляпой на голове и с трубкой в зубах. На вид ему было от силы лет двадцать, но он отчаянно старался выглядеть, как Бинг Кросби[52] в пятьдесят. Рядом с ним расположился другой юнец с набриолиненным коком и в черной рубашке для боулинга. На спине у него были нарисованы две красных игральных кости и написаны слова: «Скоростная автомастерская Везунчика». Бинг и боулер разглядывали толпу, как пара стервятников. На другой стороне стояла расфуфыренная «эмансипе» с уложенной гелем прической с торчащими сзади веером большими черными перьями – как хвост индейки. Ее глаза были обведены черной оправой крохотных очков. В одной руке она держала сигаретный мундштук, который вполне сошел бы за трость, в другой – бокал мартини, который вполне сошел бы за ванночку для птиц. Ее платье, насколько я мог его разглядеть, представляло собой каскад черных перьев. Может, она пробовалась на какой-нибудь бродвейский мюзикл на сюжет «Г.Р. Пыхнидуха».[53]
Их манеры, как и большинства остальных персонажей на галерее, подсказывали, что перед нами – самые ревностные. Для них это явно был не маскарад. Даже болтая друг с другом, они то и дело принимали значительный вид: сложив руки на груди, доверительно шептали и бросали многозначительные взгляды. Так, будто это веселое сборище имело для них какую-то мрачную важность: не Бенни Гудмен, скорее Брамс.[54]
Огни потускнели и прибыло наше шампанское. Занавес позади танцпола разъехался, и хлопок нашей пробки потонул в аплодисментах. На эстраде человек десять музыкантов в красных блейзерах, белых рубашках и красных галстуках сидели, изготовившись, двумя рядами за пюпитрами с монограммой «ГК». По бокам расположились рояль, контрабас и ударные. На басовом барабане блестящим золотом было натрафаречено: «Шикарные Свингеры». Капельмейстер был без пиджака и с красными резинками на рукавах, в красной бабочке, которая висела незавязанной. На нем цвела величавая улыбка, но он был небрит, и черные плутовские пряди волос свисали ему на глаза. Возможно, слегка обдолбан.
Трудная и опасная работа следователя Петрова ежедневно заканчивается выпивкой. Коллеги по работе каждый вечер предлагают снять стресс алкоголем, а он не отказывается. Доходит до того, что после очередного возлияния к Петрову во сне приходит смерть и сообщает, что заберет его с собой, если он не бросит пить. Причем смерть не с косой и черепом на плечах, а вполне приличная старушка в кокетливой шляпке на голове…
-Это ты, Макс? – неожиданно спрашивает Лорен. Я представляю ее глаза, глаза голодной кобры и силюсь что-нибудь сказать. Но у меня не выходит. -Пинту светлого!– требует кто-то там, в ночном Манчестере. Это ты, Макс? Как она догадалась? Я не могу ей ответить. Именно сейчас не могу, это выше моих сил. Да мне и самому не ясно, я ли это. Может это кто-то другой? Кто-то другой сидит сейчас на веранде, в тридцати восьми сантиметрах от собственной жизни? Кто-то чужой, без имени и национальной принадлежности. Вытянув босые ноги на солнце.
Аберистуит – настоящий город грехов. Подпольная сеть торговли попонками для чайников, притоны с глазированными яблоками, лавка розыгрышей с черным мылом и паровая железная дорога с настоящими привидениями, вертеп с мороженым, который содержит отставной философ, и Улитковый Лоток – к нему стекаются все неудачники… Друиды контролируют в городе все: Бронзини – мороженое, портных и парикмахерские, Ллуэллины – безумный гольф, яблоки и лото. Но мы-то знаем, кто контролирует самих Друидов, не так ли?Не так.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Что может получиться у дамы с восьмизарядным парабеллумом в руках? Убийство, трагедия, детектив! Но если это рассказывает Далия Трускиновская, выйдет веселая и суматошная история середины 1990-х при участии толстячка, йога, акулы, прицепа и фантасмагорических лиц и предметов.
«Иронический детектив» - так определила жанр Евгения Изюмова своей первой повести в трилогии «Смех и грех», которую написала в 1995 году, в 1998 - «Любовь - не картошка», а в 2002 году - «Помоги себе сам».