Такса - [24]

Поземин злится. Все рушится. Идет прахом. И его вдруг охватывает непреодолимое желание… напомнить ей. Сделать больно. Унизить.

— А ты стала стервой за это время, ты знаешь? Что, трудно пришлось? Непросто жить на дне? Зато ты теперь самая настоящая сука!

Он хотел ее оскорбить. Но вместо того, чтобы обидеться, задохнуться от боли и возмущения, Женя фыркает. Смотрит на него с веселым изумлением.

— Ай-ай-ай, Валерий Анатольевич! Это откуда же доктора наук знают такие слова? Стыдно, стыдно… — и, сложив руки на груди и смерив его с ног до головы пристальным взглядом, добавляет: — Ты тоже не похож на цветущий бутон. Отнюдь. Всего-то пара лет, но как они тебя потрепали!

Привстает на цыпочки, пытаясь заглянуть ему в макушку.

— Что это, лысина просвечивает? Боже, какая досада! И мешки под глазами — жуть. А пузо-то какое отрастил, — Женька неожиданно хлопает его по животу, отчего Поземин едва ли не складывается пополам. — Наверное, и с эрекцией проблемы… усугубились?

Она бьет его по больному. Он и опомниться не успевает, а Женька все продолжает:

— Как же ты теперь такой потрепанный-потасканный студенток и аспиранток клеишь? Еще получается?

— Ссссссука, — только и может злобно прошипеть он.

— Повторяешься. Ладно, утомил ты меня, Валерон. Adios, аmigos! Супруге сердечный привет!

И перед его носом захлопывается дверь.

* * *

От звука захлопнувшейся двери вздрагивает стоящий двумя лестничными пролетами ниже Олег. Это вышло случайно. Он даже не узнал Поземина со спины. Просто вошел в подъезд практически следом за каким-то мужиком с портфелем.

Но когда услышал Женин голос, остановился как вкопанный. Так и простоял на протяжении всего их разговора. Несколько раз умирал. И воскресал. Дверной грохот заставляет его выдохнуть. Дышал ли он вообще все это время? Наверное. Но в груди тесно. От жгучей ненависти. От облегчения. И от чего-то еще…

Олег поворачивает голову в сторону спускающегося Поземина. И тот спотыкается об этот холодный, презрительный, с отчетливым блеском металла взгляд. И об улыбку, при виде которой на ум приходит одно слово — «акулья». Нехорошая улыбка. Очень нехорошая.

Поземин готов отдать многое, очень многое, чтобы оказаться сейчас в другом месте.

— Валерий Анатольевич! Какая неожиданная встреча. Вы же знаете, кто я?

— Эээээ… Да.

— Прекрасно, прекрасно. Уже подыскали себе новую работу?

— Эээээ…

— Что-то вы немногословны для доктора наук. Впрочем, мне тоже с вами беседовать недосуг. Вот что я хочу вам сказать, — Олег делает несколько шагов и подходит вплотную к панически застывшему доктору биологических наук Поземину. Олег выше, сильнее, и, что самое главное, от него волнами исходит ощущение едва сдерживаемой ненависти. Ярости. — Если еще раз, хотя бы один раз, я увижу вас рядом с Женей… От моральной и психологической расправы я перейду к непосредственным методам физического воздействия. Иными словами, будет больно. Очень больно. Я доступно объясняю?

— В-в-вы что… мне угрожаете?!

Олег улыбается. Улыбкой, от которой у Валерия Поземина сбегает по спине струйка холодного пота.

— Что вы! Ни в коем случае. Предупреждаю. В целях полной ясности.

— И на вас управа найдется! — у Поземина сдают нервы, и последнюю фразу он выкрикивает фальцетом.

— Неужели? Желаете подискутировать? С перечислением статьей Уголовного Кодекса? Вы не забыли случайно, с кем разговариваете?

Поземин нервно сглатывает. Он понимает, что его последняя попытка сохранить лицо провалилась.

— Мы достигли взаимопонимания? — издевательски вежливо интересуется Олег.

— Да!

— Отлично. Тогда более вас не задерживаю.

И едва не задев Поземина плечом, Олег стал подниматься по лестнице.

* * *

Он стоял перед дверью и не мог решиться. В голове был полный сумбур. Он долго откладывал этот разговор. Он должен был сказать ей раньше. О том, что сделал. Ради нее. Но не мог себя заставить позвонить ей. В итоге, не давая себя ни малейшего шанса задуматься, — сегодня просто сел в машину и приехал. И все равно — опоздал.

Олег вздохнул и нажал на кнопку звонка.

* * *

Ее начало трясти. Мелкой противной дрожью. От пережитого потрясения. От облегчения. От неизвестности. От злости. Да дофига отчего.

Повернулась и не узнала свое отражение в зеркале. Бледная, с сумасшедшим блеском в глазах. С разгорающимися на скулах алыми пятнами румянца. Поднесла руку ко лбу, чтобы убрать волосы. И глазам ее предстал лихорадочный танец дрожащих пальцев. Черт знает что! Это вообще никуда не годится!

Очень кстати она вспоминает о заныканной на кухне на такой вот поганый случай пачке сигарет. Курить Женька начала еще в школе, из ослиного упрямства и духа противоречия. Назло отцу. Но привычка у нее не прижилась. И курила она редко, под настроение (а точнее, его полное отсутствие) или в компании, на пьяную голову.

Главное, чтобы спички или зажигалка нашлись! И они нашлись, предусмотрительно положенные рядом с пачкой Kent.

Две волшебные затяжки, и руки перестают дрожать. Но не успела она насладиться достигнутым эффектом, как ее буквально подбросила на месте трель дверного звонка. Ну, Валерон! Ну, падла, держись! Женька с упоением чувствовала, что персона Поземина не вызывает внутри ничего, ничегошеньки, кроме досады. И еще — желания дать ему в бубен. Пора показать Валере Поземину, кем стала его бывшая аспирантка.