Такой я видел Индию - [83]

Крайне националистически настроенные деятели осуждают Джавахарлала Неру и других тогдашних руководителей Конгресса за то, что они согласились с «планом Маунтбеттена», т.е. с разделом Индии. Сейчас, когда прошло более двух десятилетий с того дня, как в Дели и Карачи, городах бывшей Британской Индии, взвились два флага — зеленый Пакистана и трехцветный Индии, когда кашмирский вопрос все еще не решен, когда отгремела индо-пакистанская война 1965 г., легко сетовать на недальновидность конгрессистских деятелей.

Но нужно представить обстановку 1947 г. Английский вице-король пригласил к себе Джавахарлала Неру и других лидеров Национального конгресса и сообщил, что правительство Его Величества предоставит стране независимость. Однако при одном условии: районы с преобладанием мусульманского населения получают независимость отдельно — как суверенное государство Пакистан.

Нужно ли было соглашаться на такое предложение? Индийские борцы за свободу ждали этого момента несколько десятилетий. Чтобы приблизить его, они поднимали массы, проводили демонстрации, шли в тюрьмы, а иногда и на смерть. Они не так себе представляли этот великий час. Но что делать? Отказаться? Заявить лорду Маунтбеттену, еще молодому человеку, представлявшему мощь Британской империи: «Мы не согласны?» Отказаться от власти и отсрочить освобождение родины неизвестно на какое время?

Джавахарлал Неру и другие лидеры Конгресса, видимо, провели несколько бессонных ночей, взвешивая «за» и «против». И согласились. Кроме прочих соображений, может быть, их не покидала надежда, что две во всех отношениях (кроме религии) братские страны, став свободными, смогут договориться и вновь сблизиться.

Действительность оказалась мрачнее. Сразу же начались столкновения по вопросу о границах, индо-мусульманские погромы, пожары, грабежи и убийства. Погибло более миллиона человек. Свыше десяти миллионов стали изгнанниками — индусы бежали в Индию, мусульмане — в Пакистан. Через несколько месяцев после торжеств, посвященных независимости, начался вооруженный конфликт из-за Кашмира. И потом все шло от плохого к худшему.

Надежда на сближение Индии и Пакистана не покидает всех миролюбивых людей. Она не беспочвенна, как показывает хотя бы Ташкентская декларация, в которой обе стороны выразили твердое намерение урегулировать все спорные проблемы мирным путем. Но оснований для оптимизма не так много. В действительности противоречия устраняются очень медленно, а силы, заинтересованные в разжигании вражды, велики в обоих государствах.

Таким образом, «академический» вопрос о характере и последствиях мусульманского завоевания XI-XIII вв. приобретает весьма актуальное значение. К сожалению, решение его, предлагаемое разными учеными, находится в слишком тесной зависимости от принадлежности их к той или иной религиозной общине.

Историки-мусульмане склонны подчеркивать положительные последствия завоевания, благотворные результаты синтеза обеих культур, прогрессивность образования крупных империй (с мусульманскими династиями) на месте массы разобщенных индусских княжеств и т.д. А историки-индусы делают акцент на разрушениях, вызванных завоеваниями, упадке культуры (индусской'), уничтожении храмов, унижении достоинства индусов, необходимости подчиняться «иноземной» власти.

Конечно, в работах серьезных историков такая тенденциозность выражена не прямо, намеком. Но выражена. На уровне же представлений обывателя она расцветает пышным цветом.

Серьезный историк не станет отрицать, что так называемое индо-мусульманское искусство, развившееся в Делийском султанате, Могольской империи и других, более мелких султанатах, свидетельствовало о культурной эволюции страны. Но в околонаучных писаниях, которые в своей пропаганде широко использует, в частности, партия «Джан сангх», возвеличение индийской (индусской!) культуры связано с принижением всего мусульманского.

Бойкий журналист, выступающий под псевдонимом Пено, опубликовал несколько брошюр, где доказывает, что Кутб-минар соорудили не мусульманские правители Дели, а индусские раджи, что был он вовсе не минаретом, а джайястамбхой, «башней победы», лишь позже перестроенной и украшенной изречениями из Корана, что Тадж-Махал — это тоже индусский храм, переделанный Шах-Джеханом под усыпальницу для своей жены.

В последней своей книжке «Кто говорит, что Акбар был великим?» Пено обрушивается на Акбара — наиболее привлекательную фигуру среди могольских императоров, — пытавшегося сблизить индусских и мусульманских подданных. Эта попытка и вызывает особую ярость журналиста, хотя его обвинения будто бы не касаются этой проблемы. Подчеркиваются такие черты императора, как жестокость, властолюбие, коварство и — самая «ужасная» — пьянство.

Книги Пено, несмотря на их курьезность, не столь уж безобидны. Они укрепляют в простых людях чувство недоброжелательства к мусульманам. Не смягчают его и другие, гораздо более объективные исторические работы.

Еще с английских ученых XIX в. повелось рассматривать историю Индии начиная с XI, а то и VIII в. как историю противоборства индусов и мусульман в политике и ислама и индуизма в идеологии. Прошлое действительно дает массу примеров войн между государствами, возглавляемыми индусскими и мусульманскими династиями. Но от внимания ученых совершенно ускользало, что «мусульманские» государства (т.е. те, где правители были мусульманами) так же часто воевали друг с другом, как и индусские между собой. Причем это были не мелкие стычки, а кровопролитные, ожесточенные и жестокие сражения.