Такой смешной король! Повесть 2: Оккупация - [49]

Некоторые говорят: „Почему вы не продвигаетесь скорее?“ Потому, что я не хочу там создавать второго Вердена, я обойдусь намного меньшими наступательными частями. Время при этом не имеет значения, ни один пароход уже не поднимется по Волге, и лишь это важно, лишь это решающе! (Эти слова вождя сопровождаются ураганными аплодисментами, к которым присоединились и собранные в зале „немецкой гимназии“ самообороновцы и немцы.)

Нас упрекали и в том, что долго медлили у Севастополя. Мы не спешили, не хотели большого кровопролития. Однако Севастополь в наших руках и Крым в наших руках. Мы целенаправленно, упорно достигали одну цель за другой. И если противник теперь готовится к наступлению, — пусть, не думайте, что я стремлюсь его опередить. Дадим ему наступать, если ему хочется, оборона выходит дешевле, противник при этом обильно истечёт кровью. А с прорывами мы всегда справлялись. Во всяком случае, русские сейчас стоят не на Пиренеях и не у Севильи, — это мы равное расстояние преодолели до Сталинграда и до Терека.

Когда что-нибудь выходит неудачно, то обычно говорят: то сделали неверно и это неправильно. Например, когда немцы пошли на Киркенес, или Нарвик, или Сталинград… Но необходимо всё же дождаться результатов, чтобы заключить: стратегическая ошибка. (Бурные аплодисменты.) Видно же по-многому, был ли ошибкой захват Украины, или рудоносные округа Кривого Рога, или разве было большой ошибкой, что мы захватили кубанские территории, являющиеся богатейшим хлебным амбаром в мире? И разве ошибкой было то, что четыре пятых или пять шестых советских нефтеперерабатывающих заводов мы разрушили или захватили? Когда бы англичанам удалось закрепиться в Рурском округе, скажем, на Рейне, затем ещё на Дунае, на Эльбе, наконец, в Верхней Силезии — всё это, вместе взятое, равняется округу Донецка с Кривым Рогом, — так что, когда англичанам тоже удалось бы отхватить у нас нефтяной источник Магдебург, разве они сказали бы, что сделали большую ошибку, отхватив у немцев эти места? (Бурные овации.)

Свои стратегические планы я никогда ещё не составлял по рецептам других или по их усмотрению. Конечно, и это было ошибкой, во Франции, когда я прорвался и не пошёл с верхнего конца вокруг, но это оправдало себя. (Новые бурные и весёлые овации.) Во всяком случае, англичан теперь из Франции вышвырнули. Но они были прямо у нашей границы, рядом с Рейном — с нашим Рейном, а где они теперь? А если сегодня они и говорят, что в пустыне несколько продвинулись — они и раньше не раз продвигались вперёд, а затем отодвигались назад, — решающим в настоящей войне остаётся тот, кто даст сокрушительный удар. И что именно мы это сделаем, в этом они могут быть уверены». (Восторженные овации.)

«Недавно в одном американском журнале печаталось, что при национал-социализме самое страшное — это женщины. Несомненно, национал-социализм дал женщине больше, чем… Он поднял её социально. Собрал её в могучие организации. В журнале говорится, что этому не могут подражать демократические государства. И поскольку они этому подражать не в состоянии, то им остаётся выкорчёвывать национал-социалистических женщин, поскольку они необратимы и фанатичны».

Вождь коснулся героических дел избранных руководителей в Италии и Испании. Перемыв кое-кому косточки в этих странах, мимоходом и в Венгрии, он вернулся в Восточную Европу, где господину Черчиллю многое казалось обнадёживающим.

«Черчиллю, например, представлялось обнадёживающим, когда Англия объявила войну Германии; когда господин Криппс впервые летел в Москву, — это представлялось Черчиллю не менее обнадёживающим, чем его обратный полёт из Индии; когда генерал Макартур удачно справился с своевременным бегством с Филиппин, Черчиллю показалось обнадёживающим, как и то, когда двадцать английских солдат сумели кое-где выбраться на берег территорий, оккупированных немцами, чтобы тут же, увидев германских солдат, дать тягу; Черчиллю кажется обнадёживающей болтовня ноликов в лице правительств, сбежавших в Англию, и многое другое такого рода».

Фюрер подчеркнул, что ему зато кажется обнадёживающим то, что большевистская опасность от рейха откинута на тысячи километров. Обнадёживают вождя и героические дела японцев. Самое же обнадёживающее, считал фюрер, что Черчилль и Рузвельт действуют в Лондоне и в Вашингтоне, а не в Берлине и не в Риме…

«Английские и американские генералы не в состоянии запугать меня, — сказал фюрер, — господин Черчилль, которого я в мае 1940 года предупредил, дождался, что я начал действовать, и тогда он застонал. Ну пусть сей господин не стонет и не причитает, мои ответные удары принесут много бед его народу. Я буду отвечать ударом на удар до тех пор, пока этот убийца не падёт и его устремления не развалятся. Так же обстоит дело с коммунистическим великаном, которого мы бьём до тех пор, пока он не сломается. Хотя англо-американская печать и бредит уничтожением нашего подводного флота и своих английских изобретений — наши-то суда с каждым днём становятся всё более мощными. Невзирая на пьяные высказывания Черчилля в 1939 году, могу утверждать: Англия не победит в этой войне, она её проиграет и тогда лишь, вероятно, дойдёт в истории своей до понимания, что нельзя доверять судьбу государства в руки циничных пьяниц и психически больных. В этой борьбе победит справедливость.