Такой смешной король! Повесть 2: Оккупация - [48]

…Мы бы победили и в 1918 году. Но народ Германии тогда этого ещё не заслуживал. Он не осознавал своего предназначения и предал себя. Потому, будучи неизвестным, человеком без имени, я тогда среди вершенного развала решил начать отстраивать государство. Я был убеждён, что лишь после того, когда мне это удастся осуществить, немецкий народ сможет осознать своё внутреннее содержание, свою сущность и станет способен добиться, чтобы 1918 год не повторился…

Когда я сегодня оглядываюсь назад, то могу сказать: больше, чем нам, всевышний не дарил успеха ни одному народу. То, что мы за последние три года добились против мира, полного врагов, есть чудо и останется в истории неповторимым. Этого не отменяет и то обстоятельство, что не обходилось без кризисных ситуаций: в Норвегии, где всё было вверх ногами, мы задавались вопросом, сумеем ли удержать Нарвик или наше предприятие не состоится. Надо было обладать фанатической верой, чтобы не струсить. И вера эта наконец себя оправдала.

Сегодня стоим против тех же врагов. В прошлой войне были те же противники, которых и сегодня нам необходимо победить. Однако две вещи отличают нынешнее положение от предыдущего: первое — наше ясное представление тайных устремлений противников и второе — достигнутые нами победы исторической значимости. Мы сражаемся далеко от родины потому, чтобы её защитить, чтобы вести войну по возможности от неё дальше. Сегодня нашим внешним врагом является та же коалиция, начиная с полуеврея Рузвельта с его еврейским мозговым трестом, кончая еврейством в марксистско-большевистской России… Капитуляция — неизвестное мне слово», — сказал фюрер.

Вождь припомнил время, когда демократическая Германия наивно поверила людям, доведшим жизнь в ней до того, что семь миллионов человек вообще не имели работы и ещё семь миллионов имели ограниченную работу, сотни тысяч крестьян были согнаны со своих хозяйств, торговля и транспорт захирели.

«Тогда, — сказал фюрер, — была кайзеровская Германия, теперь же национал-социалистическая, тогда был Кайзер, теперь — Я. Разница в одном: тогдашняя Германия была кайзеровская лишь теоретически, в действительности же расколотая. Кайзер был безвольным человеком, у которого отсутствовала всяческая сопротивляемость противникам, во мне же они имеют дело с человеком, кому вообще не знакомо слово „сдаваться“ (длительные, ураганные, восторженные аплодисменты).

Все наши враги должны знать, если Германия в своё время складывала оружие для отдыха без четверти двенадцать, то я принципиально не остановлюсь раньше пяти минут первого! (Аплодисменты, перерастающие в бурные овации.) Это научились понимать десять лет назад мои внутренние противники. Все силы были тогда на их стороне, я же был один с горсткой сторонников. И сегодня я могу сказать, что надежда наших внешних врагов, будто они способны нас подавить, почти смешна, сегодня мы — сильная сторона.

Приведу небольшой пример из истории. Когда в худшие времена против Фридриха Великого стояла коалиция из пятидесяти четырёх миллионов человек, он выстоял с тремя-четырьмя миллионами пруссаков. Сравнивая тогдашние позиции и численность с сегодняшними, можно сказать: они глупы, если полагают, что можно когда-нибудь сломать Германию, что могут меня чем-нибудь устрашить.

Свен Гедин опубликовал в эти дни книгу, в которой он достойно хвалы цитирует мои предложения, которые я в своё время через англичан делал полякам. Я испытывал дрожь, когда перечитывал эти предложения, и могу благодарить Всевышнего, что он всё иначе рассудил, и за остальное, мне известное, сегодня. Если бы мои предложения были тогда приняты, Германия получила бы Данциг, но всё остальное осталось бы по-прежнему. Мы бы углубились в наши социальные задачи, работали бы, украшали бы наши города, жилища, строили дороги, организовывали школы — построили бы настоящее национал-социалистическое государство и не уделяли бы столько значения армии… Но однажды примчался бы с востока ураган, смёл бы Польшу и, прежде чем мы успели бы осмотреться, достиг Берлина. Что так не произошло, за то я в долгу перед теми господами, кто тогда мои предложения отвергли.

Не всегда я поступал так, как желали мои противники: я сам вначале всё взвешу, потом решаю и сделаю принципиально совсем по-другому. Когда, например, господин Сталин ждал, что мы будем наступать в центре фронта, мне совсем не хотелось наступать в центре. И вовсе не потому, что господин Сталин этого ждал, а потому, что это для меня не представлялось важным. Я хотел выйти к Волге в определённом месте и в определённом городе. Случайно этот город носит имя самого Сталина.

Не надо думать, что по этой причине я туда маршировал — по мне город мог называться и по-другому, — потому, что эта точка особенно важна. Там можно отрезать около 50 миллионов тонн доставки товарами противника, в частности, около девяти миллионов тонн мазута и масел. Там сконцентрировалась пшеница из всей Украины и Кубани, оттуда переправлялась мангановская руда. Этот гигантский узел необходимо было захватить. И он захвачен! Незахваченными остались две-три местности поменьше.