Такой смешной король! Повесть 2: Оккупация - [17]

По-домашнему ударили настенные часы с нарисованными на циферблате красными яблоками, к одной гире привязан довесок — старый амбарный ключ, видать, плохо стала тянуть гиря.

Ангелочек приготовила бельё, полотенца, простыни. Весь дом наполнился запахом свежеиспечённого хлеба и сепика[11].

Со скрипом открылась входная дверь, вошёл без стука Эйнар с Ребра, проговорил скороговоркой, ни к кому не обращаясь:

— Я после всех подскочу, попарюсь, а ты, Манчита, всё таращишься-заливаешься? — и засмеялся своим «нежным» голосом. — А ведь удачно у меня вышло, да? Манчита… Твой будущий муж — Манчи, значит, ты — Манчита. Как в Испании. Он — Иммануэль, а она — Иммануэлиха.

Не прощаясь, он хлопнул дверью и был таков.

Манчита-Иммануэлиха с опозданием заморгала детскими глазками и залилась в долгом смехе. Смейся не смейся, но если тебе дали прозвище, то на всю жизнь, и быть тебе теперь Манчитой, как по приговору. Обижаться нет нужды. Манчита — это всё же благозвучнее, чем, скажем, Коротконожка, хотя, что и говорить, росточком она не вышла.

Теперь Король догадался, кто такая Коротконожка, Манчита, — невеста Манчи, он на ней женится, на Лейде с хутора Пости (почтовый). Король знал этот хутор, он стоял у самой омнибусной дороги в деревне Кангруспина. Король догадался, что Манчи уже тогда бегал туда через пастбище прямиком, когда растолковывал ему суть борьбы в сене, а Король не разобрался, ведь прямо за пастбищем, через осинник, и стоит хутор Пости. Наверное, Манчи тогда в сене с Лейдой и боролся… Король попытался теперь вдогонку вспомнить, в чём заключается принцип борьбы, ведь Манчи ему объяснял, но не мог — столько времени прошло.

А где же Сесси? Король высматривал её, дожидался, думал поначалу, что она, наверное, где-нибудь в деревне, что к бане придёт. Но её всё не было, тогда он спросил у Ангелочка.

— Эта вертихвостка на Ару, где же ещё, — ответила она.

В ответе Ангелочка послышалось недовольство. Однако же она не стала более ни о чём говорить. С Королём-то никто особенно не считался, во всяком случае, в подробные отчёты не пускались. Король же сообразил, вспомнив, как Манчи дразнил Сесси и Антса женихом да невестой, что, наверное, Антс Аруский женился на Сесси.

А Марви? Сколько можно сидеть на пне у печи? Да ещё с Библией, в которой ничего не смыслишь. Однако что же ей делать? Все пошли в баню, а с Марви в баню Король и мысленно пойти застеснялся. И Ангелочек с ним не пошла, а взяла Манчиту. Король парился с дедом и Манчи, и он им показал… бабушкин класс! Они у него кряхтели и охали, наконец сползли с полки — слабаки.

После бани собрались в большой кухне за огромным столом, пришёл и Эйнар, попарившись после всех. Ангелочек поручила Манчите накрывать на стол, сама чем-то занялась в комнате Хуго и Мелинды, последняя отсутствовала в Праакли у своей матери. Мужчины расселись за столом и выжидательно следили за манипуляциями Манчиты, которая бегала от плиты к столу, от стола в чулан: поставила огромное блюдо с варёной картошкой в мундире, принесла глиняный сосуд с солёной салакой, без которой для Юхана не существовала никакая еда. Салака и Юхан, они контактировали уже с утра: и за завтраком, и за обедом, и за ужином, можно сказать, что салака его единственная пища. Хлеб собственной выпечки Лейда нарезала, соус перелила в эмалированную миску, а мужики сидели, глотали слюнки, вилки держали в руках, ждали; за дверью заскребли, и Лейда-Манчита, пробегая мимо, впустила Вилку, которая деликатно уселась в стороне, забавно стуча хвостом об пол.

Королю представлялось, что и Марви помогает Манчите, и как она была очаровательна! Как мило развевались её локоны на бегу, какой лёгкой была её поступь, как раскраснелось личико.

Все ждали. Дед нервно постукивал по столу своим ножом — он признавал только свой складной нож. Дед смотрел хмуро, можно было подумать, что он чем-то недоволен. Но он всегда смотрел хмуро, когда доволен — тоже. Он смотрел сейчас на картофелину, которую облюбовал, чтобы воткнуть в неё нож. Но Ангелочка всё нет да нет. Из комнаты Хуго слышалась какая-то её возня, что-то гремело, о чём-то она сама с собой говорила. Наконец дед окликнул её.

— Сейчас, сейчас приду…

Все продолжали ждать. Эйнар начал рассказывать страшную историю, как на Большой Земле, в Тартуском округе, где-то на хуторе, мать доила корову, а сын задушил её ремнём, потом вместе с женой они перетащили её на чердак и привязали к стропиле, затем заявили в полицию. Все словно застыли за столом, Лейда разинула рот и воскликнула:

— Иссанд Юмаль![12]

Эйнару понравилось, что он овладел всеобщим вниманием и продолжал рассказывать, что убили эту женщину за то, что она хотела аннулировать завещание своего покойного мужа, по которому хутор после его смерти перешёл к старшему сыну, но при условии, что он до конца жизни станет содержать мать и до совершеннолетия брата и сестрёнку. А он к детям относился плохо, даже жестоко, за это мать и хотела попросить суд аннулировать завещание, тем более что молодого человека знали как выпивоху и драчуна. Приговорили его к смерти через повешение, а его жену к каторжным работам пожизненно. Вот какая страшная история.