Такой чудесный день - [27]
– Полная тарабарщина. – Она отложила книгу.
– Хорошо бы почитать что-нибудь, – произнес он, глядя на ее гладкую розовато-смуглую щеку.
– Да, хорошо бы. Их, видимо, фильтруют, прежде чем отправить сюда. Вот ничего и не находится.
– Думаешь?
– На нашем языке должно сохраниться много. Как он мог стать единым, если не был самым распространенным?
– Конечно. Ты права.
– Я все еще надеюсь, что они что-нибудь проглядели. – Лилия нахмурилась и положила на стопку очередную книгу.
Ее набитые карманы двигались вместе с ней, и Сколу неожиданно почудилось, что они пустые, а под ними – округлые груди, как рисовал Карл, почти как у женщин до-У. Вполне возможно, учитывая ее излишне смуглую кожу и разнообразные физические дефекты членов группы. Он поднял глаза, чтобы не смущать ее, если это на самом деле правда.
– Думала, что проверяю по второму разу, а теперь закрадывается подозрение, что уже по третьему.
– Зачем фильтровать книги?
Она оставила коробку и, опираясь локтями о колени, серьезно посмотрела на него большими почти горизонтальными глазами.
– Наверное, нам лгут – о жизни до Унификации.
– Лгут про что?
– Насилие, агрессию, жадность, вражду. Кроме них, думаю, было и другое. А нам говорят только про «капиталистов», которые угнетали «рабочих», болезни, пьянство, голод и самоуничтожение. Ты в это веришь?
– Не знаю. Как-то не задумывался.
– А хотите знать, во что не верю я? – Снежинка уже поднялась со скамьи, очевидно, закончив игру. – Что они обрезали мальчикам крайнюю плоть. Может, в раннем до-У, очень-очень раннем, но никак не в позднем; это совсем уже невероятно. Были же у них хоть зачатки разума!
– Да, невероятно, – произнес Король, выбивая трубку. – Однако я видел фотографии. По крайней мере, то, что выдают за фотографии.
Скол повернулся и сел на пол.
– То есть? Фотографии могут быть ненастоящими?
– Конечно, – ответила Лилия. – Приглядись здесь к некоторым. Явная ретушь.
Она принялась укладывать книги обратно в коробку.
– Я и не знал, что это возможно.
– С двухмерными – да, – подтвердил Король.
– То, что нам преподносят, – заявил Леопард с позолоченного стула, поигрывая оранжевым пером своей шляпы, – скорее всего, смесь правды и лжи. Можно только гадать, где что и чего сколько.
– А если проштудировать книги и выучить языки? – предложил Скол. – Одного было бы достаточно.
– Зачем? – спросила Снежинка.
– Узнать, где правда, а где нет.
– Я пыталась, – сказала Лилия.
– Верно, она пыталась, – улыбнулся Сколу Король. – Некоторое время назад просидела уж и не знаю сколько ночей, ломая свою очаровательную головку над этой абракадаброй. Хоть ты этим, пожалуйста, не занимайся. Я тебя умоляю.
– Почему? Вдруг мне повезет больше?
– Допустим. Ты расшифруешь язык, прочитаешь несколько книг и выяснишь, что нам лгут. Может быть, лгут во всем, и жизнь в 2000 году от Рождества Христова была сплошным оргазмом: люди выбирали правильные профессии, помогали ближнему и по уши погрязли в любви, здоровье и благополучии. И что с того? Ты по-прежнему в 162-м э. у., с браслетом, наставником и ежемесячной терапией. Только станешь еще несчастнее. И сделаешь несчастнее всех нас.
Скол насупился. Лилия, не глядя на него, упаковывала книги в коробку. Он снова посмотрел на Короля и попытался подобрать слова:
– Все равно смысл есть. Счастливость, несчастливость – разве в них суть? Знать правду – тоже своего рода счастье, и я думаю, что такое счастье, даже если оно печальное, принесет больше удовлетворения.
– Печальное счастье? – улыбнулся Король. – Это выше моего понимания.
Леопард погрузился в задумчивость.
Снежинка поманила Скола.
– Пойдем, хочу кое-что тебе показать.
Он встал на ноги и добавил:
– Скорее всего, мы бы выяснили, что факты просто преувеличены: голод был, но не такой массовый; агрессия была, только в меньших масштабах. А мелочи вроде обрезания крайней плоти или поклонения флагу, возможно, выдуманы.
– Коли так, затея вовсе бессмысленная, – отозвался Король. – Ты хоть представляешь, какой это титанический труд?!
Скол пожал плечами.
– Хорошо было бы знать, только и всего. – Он посмотрел на Лилию, которая убирала последние книги.
– Идем. – Снежинка взяла его за руку. – Братцы, оставьте нам табаку.
Они вышли в темноту экспозиционного зала. Снежинка включила фонарь.
– Что ты хочешь показать?
– А ты как думаешь? Кровать, конечно. Не книги же!
Они встречались дважды в неделю, по воскресеньям и еще средам или вудвергам. Курили, разговаривали, рассматривали экспонаты. Воробейка пела песни собственного сочинения, извлекая из струнного инструмента, который держала на коленях, мелодичные, веющие стариной звуки. В коротких и печальных песнях рассказывалось про детей, живущих и умирающих на космических кораблях; влюбленных, которых разлучает новое задание; вечном море. Иногда Король пародировал вечернее телевидение, передразнивая лектора по управлению климатом или хор из пятидесяти товарищей, поющий «Мой браслет». Скол и Снежинка использовали по назначению кровать семнадцатого века и диван девятнадцатого, а также деревенскую повозку раннего до-У и более поздний коврик из искусственного материала. Между встречами они иногда пробирались друг к другу по ночам. Табличка на ее двери гласила: Анна ПЮ24А9155. Цифра 24 – Скол не удержался и посчитал – означала, что ей тридцать восемь, старше, чем он думал.
