Такое взрослое детство - [23]

БОЙ БЫКОВ

В один из летних дней стадо утянулось в самую глубь леса, в сторону деревни Оверино. Стадо шло ходко, но отец остановил Розу и дальше не пустил. Он к тому времени уже повеселел: телку свою колхозу отдавать не надо. Коровы спокойно рассыпались по пастбищу с диким горошком и зарослями молодого липняка. Любят коровы липовый лист — ни на какую лесную траву не променяют, если он с молодых липок…

Нам с Колей отец внушил одно очень важное правило: как только стадо вошло на пастбище — давай коровам полную свободу. Разрешал только придержать передних коров или завернуть в другую сторону. Он объяснял, что сытой корове нет резона ночевать в лесу, а чтобы она хорошо наелась, ей необходима свобода. Будешь тревожить, подгонять, крутить — голодной не одна окажется. Тогда уж, если вырвется из стада, не вернется, пока не наестся, а то и заночует в лесу.

Много я пережил, пока свыкся с этим правилом. Разойдутся коровы по лесу, и ты только двух-трех видишь. Волнуешься: где остальные? Потеряться могут. И что бы теперь ты ни делал, ни за что не соберешь в кучу, пока не наедятся. Оставалось только не отлучаться от тех двух-трех, что на глазах. Пройдет время, хватятся они, что приотстали, что звук ботала Розы слишком далеко, и поспешат туда. Я с радостью за ними. Ближе к полудню и голос отца: «О-о-о-о!» — уже слышен и боталы дружнее звенят. Это означало, что рассыпавшиеся сначала коровы уже почти наелись, собираются кучнее, едят ленивее, скоро станут на отдых, жвачку пожевать. Теперь пастухи могут бросать стадо и отправляться к ближайшему водопою разводить костер, готовить обед, если есть из чего. Только надо изредка для Розы подавать звонкий протяжный голос: «О-о-о-о-о-о-о!» В полдень они все до единой окажутся возле нас у водопоя.

Мы собрались у костра на нашем старом обжитом кострище. Отец и Коля заделывали в горячую золу картошку, я пристроился подремать. Коровы, напившись воды, определились на стойло: которая стоя жвачку жует, которая лежа. Или лижут друг друга. От стада к нам подошел развалистой походкой наш любимец — красивый и гордый черно-пестрый колхозный бык по кличке Гармонист. Так прозвали его за то, что он чаще, чем надо было, трубил, с рассвета начинал горланить.

Он часто подходил к костру, чтобы выпросить у нас что-нибудь. К этому его приучил отец. Гармонист получал какой-нибудь нестоящий гостинец, а отец садился, снимал фуражку и подставлял к его влажной морде стриженную машинкой голову. Гармонист долго лизал ее шершавым языком, а отец от удовольствия закрывал глаза, прижимая голову к стволу дерева, чтобы не так шаталась.

Гармонист редко проходил мимо меня, чтобы не подставить шею. Даже вытянет или изогнет ее — на, мол, почеши, пожалуйста, что тебе стоит. И я чесал. А чтобы уложить его на землю у костра в обед, я чесал ему живот. Он сначала вытягивался всем станом, прогибая спину, потом опускался на колени и валился на бок. Надоест мне, перестану возиться с ним — поднимется и уйдет. Еще и поворчит недовольно: мало.

В этот раз, когда Гармонист только принялся лизать отцу голову, неожиданно в стороне раздался звонкий рык. Мы обернулись: к нам бежали из оверинского стада черная корова и красный, длинный, приземистый бык. Гармонист, скосив глаза, взревел и пошел навстречу. Мы насторожились, поднялись: вдруг там целое стадо. Потасовки тогда не миновать. Страшное это дело, когда встречаются два чужих стада. Увечья могут быть.

Гармонист и красный пришелец сближались не спеша, вывалив языки и издавая злое, разъяренное мычание и стоны — быть бою. Остановившись друг от друга шагах в пяти, роют передними ногами землю, швыряя ее далеко назад, сопят. Из носа и рта слизь ползет, глаза кровью налитые, все мышцы до предела напряжены. Головы до земли опущены так, чтобы противника на рога поднять. Сходятся медленно, сбоченившись, собравшись огромной пружиной. Может, у кого нервы слабы, не вытерпит — в последнюю секунду в бегство кинется?

Ни один не дрогнул. В азарте и злобе сблизились, стукнулись лбами, цокнули рога, и оба начали давить друг друга головами, чтобы заставить соперника согнуть шею или сдвинуться с места, лишиться упора. Силы оказались равными. Но судя но всему, пришелец был старше и уже имел немалый бойцовский опыт.

То была страшная картина. Быки так давили друг друга, что сжимались в живые комья: куда девалась стройность и подтянутость! Головы не разъединялись ни на секунду, только рога пощелкивали. То один, то другой проползет назад всей четверней под напором противника, прорезая борозды копытами. Вот пополз назад Гармонист. Казалось, все уже, проиграл бой. Мы с Колей стояли с палками в руках, готовые кинуться на чужака в секунды опасности для Гармониста. Но его задние ноги, бороздя землю, уперлись в корень вековой сосны, он натужился, нажал ими, и уже красный бык пополз задом.

Крутясь на одном месте, они перепахали ногами землю вокруг сосны, повыворачивали деревца, с треском отломали вершину у валежины. Из груди у обоих вырывался стон, они чмыхали, пыхтели. Мы не мешали им, надеясь, что наш Гармонист сильнее пришельца. Но вот красный, собрав все силы, отчаянно нажал на Гармониста. Тот снова пополз, но уже на валежину. Прижмет его к ней красный — тогда все пропало: сомнет Гармониста и еще может рогом бок поддеть. Это мы прикинули вмиг и кинулись с палками на чужака. Тот, не ожидавший такой несправедливости, зло рявкнул и кинулся наутек. Гармонист рванулся за ним, но догонять не стал. Стоял, смотрел в его сторону и победно ворчал: слабак, не вздумай еще появиться возле моего стада. А тот на значительном удалении уже лизал траву с горьким чувством несправедливо побежденного. Однако этим дело не кончилось.