Такая милая пара - [33]

– Мне кажется, что он хороший парень, – вступился за отсутствующего Марти.

– Он это говорил? – спросила я.

– Что? – удивилась мама.

– Жаль, что я его плохо знаю, – вклинился Марти.

– Что он уезжает.

– Забудь это, – посоветовал Поль, обильно сдабривая мясо кетчупом. – Это в нем еще кровь играет.

– Ты была с ним слишком мягка, – настаивала мама. – Никак не отреагировала, когда он бросил прекрасную работу и опять пошел учиться. И теперь, когда он опять бросил работу и поплелся черт знает куда. Я ведь беспокоюсь за тебя, – знаю, как это тяжело.

– Если тебе потребуется хороший адвокат, дай мне знать, – предложил Марти.

– Мне не тяжело, и я не грущу, – ответила им я, яростно вгрызаясь в мясо. – С чего бы это мне переживать? Майкл любит меня. Уехал он не из-за того, что в наших отношениях произошли изменения. Он вернется. Просто эта поездка была ему необходима.

– Ну и ну, – только и могла промолвить мама.

– Ну и ну, – вторил ей Поль, с удовлетворением разглядывая гору кетчупа на грудинке.

– А есть еще подливка к мясу? – поинтересовался Марти.

Поль передал ему бутылочку с кетчупом.

– Не волнуйся, – обратилась к жениху Мадлен. – Есть.

– Ты должна забыть его. Следует трезво смотреть на вещи, – подвел итог дискуссии Поль.

Так я перестала дважды в неделю питаться домашней грудинкой у своих родных.

Я никогда не жила одна. И вот однажды, когда я прикончила целую упаковку шоколадных пирожных, то обнаружила, что они и вполовину не так вкусны, как раньше. Размышляя над причинами этого феномена, я пришла к выводу, что все это от того, что никто не был свидетелем этого моего подвига. И я решила начать худеть. Редко ужинала. Оставалась на работе дольше необходимого – ведь идти-то было некуда. Дома меня ждала покраска ванной, поклейка моющихся обоев. Я стала писать длинные письма Пайпер, в которых описывала все свои героизмы. Она же в ответ присылала сухие отписки, оправдываясь, что научная работа отнимает все время. Все наши знакомые были уже в курсе, что мой благоверный отправился завоевывать Аляску. И каждый разговор на эту тему делал его отбытие все более и более реальным. И это обстоятельство стало так смущать меня, что было как-то неловко ходить с ними в кино или на вечеринки.

По ночам я спала отвратительно. Я чувствовала себя такой ничтожной и покинутой на нашем с Майклом супружеском ложе... Часами лежала, уставившись в потолок. Днем работа и домашние хлопоты ненадолго отрывали меня от этого омута мрачных мыслей. Днем все было хорошо. Но моя мать с ее отменно развитым шестым чувством стала появляться в моем доме с судками и принялась подкармливать меня. Как правило, в судках были фрикадельки и вермишель. Да, ее забота вроде бы успокаивала меня, но фрикадельки и вермишель она всегда готовила на поминках. Как-то раз мой давно сбежавший отец Джерри выдал с Канарских островов свой ежегодный звонок. Он обосновался там вместе со своей новой шоколадной женой-дочкой Синди. Я оповестила его о подвигах моего мужа и замолчала. Я не стала обсуждать с ним своей семейной жизни. В основном, слушала его бесконечные монологи. Но на этот раз он был поразительно краток.

– Это плохо, детка, – его приговор был окончательным.

Терпеть не могу, когда он зовет меня «деткой»!

– У моей тыквочки проблема, – пропел он за тысячи миль. Что ж, против «тыквочки» я не возражала. – Знаешь, я вот что тебе скажу, мы с Синди всегда вместе и все делаем вдвоем. С твоей матерью у меня все было по-другому. Каждый занимался своими делами. И единственным общим делом у нас были вы трое. Но если каждый занят своим, семейная жизнь разваливается, понимаешь? Какого черта он не взял тебя с собой? Если он тебя любит, он был обязан ехать вместе с тобой. Если ты отказалась отправиться вместе с ним, то почему ты это сделала? Какая жалость, что я не могу приехать и быть рядом с тобой! Если б мог, обязательно приехал, но, увы. Пожалуйста, передай привет сестре и брату. Они мне никогда строчки не черкнут, но я все равно их люблю. И, тыквочка моя, не забудь, что папа тебя очень и очень любит!

Объяснения в любви начали приходить с Аляски одновременно со счетами.

В первом письме мой благоверный писал, что в Монтане проколол колесо, что скучает обо мне и хочет жить возле гор у воды.

Во втором письме Майкл писал о том, что потерял свои болотные сапоги, что невероятно скучает по мне и что как было бы здорово иметь такую высокооплачиваемую работу, которая бы позволила мотаться в горы, когда только вздумается.

В третьем письме речь шла о том, что без меня ему и горы не милы. Помимо всего прочего, сообщил он, трубопровод уже почти закончили, и работы для него здесь нет. А все, чего он хочет, – это высокооплачиваемая работа и семья, в которой много детей.

Что ж, похоже, он становился на путь истинный. Может быть, я что-то сделала правильно?

Четвертое письмо он послал с обратной дороги. Он сообщал, что возвращается. Что любит меня. Что мечтает быть бухгалтером!

Если бы я знала, что он вернется так скоро, то никому бы и не говорила о его отъезде. И все эти пять недель я бы по телефону отвечала: «Извините, Майкл сейчас не может поговорить с вами. Он очень занят».