Так совершается подвиг - [27]

— Что ж, наверно, раньше данные подготовил, ведь мастер, сам ты говорил не раз.

Осмоловский бросил косой взгляд на Шило, но промолчал. С минуту он терпеливо выслушивал объяснения замполита о том, в каком районе находятся пристреливаемые репера, но потом отстранил его, стал наблюдать: район ему был хорошо знаком. Он достал из кармана секундомер, блокнот и записывал что-то, беззвучно шевеля губами.

Между тем выстрелы следовали один за другим с равными промежутками времени — верный признак высокого мастерства стреляющего, который сложные вычисления производил столь же быстро, как и простые. Осмоловский уже видел, что сосед пристреливает отдельное дерево с ветвями, срезанными осколками, — его с неделю тому назад пристреливал и он — и, отметив накрывающую группу, после которой дается команда «Стой! Записать установки…» — восхищенно воскликнул:

— Конечно, это он! Узнаю Николая по почерку.

Экономия — два снаряда! Выигрыш времени — не менее пяти минут! Ведь здорово, а? — обратился он к Шило. — Кто здесь еще так стреляет? Нет, ты мне скажи, кто? И после этого ты будешь еще говорить мне, что я не прав?

— Да-а, — отводя глаза, в которых бегали веселые искорки, проговорил Шило, — что здорово, то здорово, ничего не могу сказать. Пожалуй, и ты так не стреляешь.

— Я? Что я, не обо мне речь. Но Николай… Молодец. Вот это артиллерист… Знаешь, что! Давай-ка сходим к нему. Ты ведь знаешь, где его наблюдательный пункт. Не возражаешь? Ну, вот и хорошо. Сейчас я только попрошу разрешения у командира дивизиона и пойдем.

Осмоловский оживился и с несвойственной ему суетливостью стал собираться.

Через несколько минут они уже направлялись в расположение соседнего артиллерийского полка. Под ногами часто поскрипывал снег. Мороз прихватывал нос и щеки. Осмоловский шел быстро, Шило едва поспевал за ним. По дороге командир батареи рассказывал о Никольском, вспоминал об училище.

— А мороз сегодня того… Поджимает, — потирая перчаткой щеку, говорил он. — По такому морозу хорошо наступать будет.

У блиндажа их встретил часовой и, проверив документы, на вопрос, на месте ли командир батареи, ответил «здесь» и кивнул на вход в блиндаж, завешенный плащ-палаткой.

— Заходи, Виктор Леонидович, — пропуская Осмоловского вперед, сказал Шило и пригнул голову. Когда он в свою очередь вошел в блиндаж, друзья уже крепко обнимались.

— Вот, знакомься, Николай, — проговорил Осмоловский и показал на стоявшего у входа Шило. — Мой заместитель по политической части — Шило, Федор Васильевич. Фамилия, между прочим, оправдывает одну из черт характера… А в общем человек хороший, про тебя знает, я ему рассказывал. Только вот не верит, что лучше тебя здесь никто не стреляет. А сегодня все-таки убедился. Наблюдали мы твою стрельбу. Молодец, Николай, поздравляю!

— Постой, постой, — улыбаясь, остановил его Никольский. — Во-первых, с твоим замполитом я уже знаком. Сегодня видел. И, между прочим, жаловался он мне на тебя. Зазнаешься, говорит. Раньше что-то я за тобой этого не замечал. А во-вторых, меня ты напрасно превозносишь. Стрелял-то вовсе не я, а мой командир взвода. Я в это время в штабе был. Так что…

Осмоловский стоял как вкопанный. Глаза его перебегали с Никольского на Шило. В глазах Никольского так и бегали искорки смеха, а Шило, наклонив голову, смущенно покашливал в кулак. Наверное, вид у Осмоловского был очень смешной, потому что оба, и Никольский и Шило, наконец не выдержали и засмеялись. Губы Осмоловского обиженно дрогнули, по лицу пробежала тень, руки потянулись к пряжке ремня. Он крякнул и… тоже рассмеялся, заливисто и звонко. А когда все трое умолкли, Осмоловский протянул руку замполиту:

— Сдаюсь, Федор Васильевич! Твоя взяла. Признаю свои ошибки и каюсь. Каюсь и признаю.

— Ну, вот и хорошо, — примирительно сказал Никольский и, подойдя к обоим, положил им руки на плечи. — А теперь — к столу и выпьем по сто грамм за встречу. За встречу и за успешное наступление.

Мужество

1

полк, куда он был направлен после лечения в госпитале, старший сержант Егор Казаков добрался на попутной машине. Медленно перенеся ногу через борт кузова, он осторожно опустился на землю и, поблагодарив шофера, прихрамывая, отправился разыскивать штаб.

Казакова принял сам командир полка.

Вскрыв пакет, он не спеша полистал документы, читая служебную характеристику, недовольно поморщился и, подняв глаза, с минуту молча рассматривал худую долговязую фигуру старшего сержанта, его осунувшееся лицо с глубоко запавшими темно-карими глазами. Затем потребовал:

— Рассказывайте! — И, постукивая карандашом по столу, слегка склонив голову набок, приготовился слушать.

Минут через десять, когда Казаков, украдкой смахнув рукавом выступившую на лбу испарину, умолк, полковник сказал:

— Пойдете в первую эскадрилью к майору Фесенко. — И, давая понять, что разговор закончен, добавил: — Командира эскадрильи найдете на аэродроме. Тут рядом.

Когда Казаков вышел, командир полка снял трубку.

— Фесенко? Сейчас направил вам стрелка-радиста… Да-да. Опытный. Летает с тысяча девятьсот тридцать девятого года, с финской кампании. Но вы к нему присмотритесь и пока в полеты на выпускайте. Проверьте, как работает на ключе, как стреляет и вообще. Понимаете? Кстати, он был ранен, и нога еще не совсем в порядке…