Так поцелуй меня! - [26]

Когда влюбленные слились воедино, казалось, что они уже никогда не захотят расстаться друг с другом.

Мэнди вцепилась ногтями в спину Джерри.

— Пожалуйста, поедем со мной. Не оставляй мену одну, — умоляла она.

— Ты должна ехать одна, любимая. У меня здесь работа. Ты справишься, я совершенно уверен. — Джерри ласково гладил ее по волосам. — Может быть, однажды ты станешь звездой и забудешь меня.

— Это никогда не случится, Джерри, — сказала Мэнди, и Джерри знал, что она говорит правду.

Нью-Йорк опьянял. Мэнди, которая попала сюда впервые, будто парализовало. Обаяние неформальной «столицы мира» усиливалось ярким весенним солнцем. Денвер — большой город, но куда ему до мегаполиса, выстроенного в устье Гудзона! В Нью-Йорке царил дух открытости и космополитизма. Мэнди была потрясена. Ее восторженность даже немного смягчила боль разлуки с Джерри.

Пансион, где поселилась Мэнди, находился на Сорок восьмой улице, в пяти минутах от театра. Чисто внешне пансион производил очень странное впечатление: старый особняк в колониальном стиле, который был исключением среди высотных домов и современных бетонных коробок. Взглянув на толстые старые стены, Мэнди вспомнила мотель сумасшедшего маньяка Бэйтса из фильма Хичкока «Психоз». Казалось, в доме жили привидения, но в то же время он выглядел уютным.

Таксист поставил ее чемоданы на лестницу, ведущую к подъезду, бросил на Мэнди странный взгляд и исчез.

Мэнди взяла оба чемодана и поднялась по изрядно вытертым и кое-где треснувшим ступеням. Старая входная дверь была приоткрыта. Она слегка скрипнула, когда Мэнди толкнула ее ногой. Затхлый воздух ударил ей в нос. Странное сочетание порошка от моли, пищи и дешевых духов. В доме царила мертвая тишина. Старый персидский ковер, устилавший коридор, знавал лучшие времена. Издалека было видно, что перила деревянной лестницы дряхлые, просто какой-то питомник для древесных червей. С левой стороны коридора, сразу у входа, Мэнди нашла еще одну дверь. Она осторожно постучала. Прошло какое-то время, пока дверь отворилась. Появилась пожилая женщина в потертом халате. Ее крашеные волосы нерасчесанными прядями падали на лоб. В уголке рта была зажата полупогасшая сигарета. Лицо женщины показалось Мэнди знакомым. Только она не могла вспомнить, где ее видела.

— Что вы хотите? — спросила женщина низким прокуренным голосом.

— Меня зовут Мэнди Джордан. Мистер Пертридж…

— Ах, это вы. — Женщина оглядела Мэнди с головы до пят. — Ну, тогда входите, дорогуша. Меня зовут Глория Паркер.

Женщина прошлепала в своих больших не по размеру тапочках назад в комнату, которая, как заметила Мэнди, была до отказа забита старыми вещами. Глория Паркер! Наконец-то Мэнди вспомнила, откуда она знает эту женщину. В тридцатые годы Глория Паркер была популярной кинозвездой. Мэнди видела много старых фильмов с ее участием. Боже мой, этой женщине, должно быть, уже далеко за семьдесят!

— Садитесь, деточка. — Глория Паркер указала на старое плюшевое кресло, на изогнутой спинке которого красовалась кружевная салфеточка. — Это единственное надежное кресло. Из других уже вылезли пружины. Ну да, червь времени точит нас всех, — пробормотала она и, опустившись на старый качающийся стул, уставилась на Мэнди прищуренными глазами. Сигарета все еще была зажата в уголке губ и казалась давно погасшей. — Так, так, значит, вы танцовщица.

Мэнди утвердительно кивнула.

— Я тоже была танцовщицей. Но с тех пор прошло уже столетие. — Глория Паркер указала на фотографии на стенах. — Это вы не можете знать, деточка. Тогда вас еще не было на свете.

— Но тем не менее я вас знаю. Я видела большинство ваших фильмов. — Для подтверждения Мэнди начала перечислять названия.

— Достаточно, деточка, — резко прервала ее Глория и поднялась. — Как получается, что такая юная девушка, как вы, смотрит такую безвкусицу? — Паркер закурила новую сигарету и сдвинула ее в правый угол рта. Затем она уперла руки в бока и взглянула вниз на Мэнди.

— Я всегда восхищалась вами, — ответила Мэнди тихо, исполненная глубокого почтения.

Паркер рассмеялась.

— Ну, а теперь вы мною все еще восхищаетесь? Посмотрите на меня, малышка. Вы видите, что со мной стало! Со мной, Глорией Паркер, великой голливудской звездой, любимицей публики. Старый фрегат, это все, что осталось от золотого сияния популярности. Ржавый металлолом, который должен влачить жалкое существование, предоставляя крышу над головой бедным артистам. Вы находите, что к этому надо стремиться? Да, у всех, кто сюда приходит, есть иллюзии. У меня тоже были иллюзии. Более пятидесяти лет назад, когда меня впервые открыли для немого фильма. Я носилась с грандиозными планами. Хотела стать мировой звездой. Я ею и стала — в известном смысле. Четыре неудавшихся брака и куча воспоминаний — все, что сохранилось от того времени. — Глория Паркер сделала театральный жест и прошлепала к окну. — Теперь жизнь проходит мимо меня. А тогда я была в центре этой жизни. К моим ногам бросали все. Мужчины осыпали меня украшениями. Фрэнк, мой первый муж, подарил мне этот особняк. Тогда он был белым, как лебедь, и красная черепица на крыше, красная черепица! Дом был наполнен жизнью. Мы шумно справляли праздники, о которых говорил весь Нью-Йорк. Ковры ручной работы с Востока приглушали в комнатах каждый шаг. На стенах висели ценные картины, которые все сегодня исчезли в музеях. Исчезли, как и все остальное. — Последние слова Паркер произнесла почти шепотом.