Так оно бывает - [7]

— Я? — переспросил я, чтобы как-то оттянуть ответ. — Я это… если уж дорвешься, как говорится, до летного поля, то, безусловно, сигаешь раз десять — двенадцать кряду…

Мне хотелось выговорить эту фразу небрежно и самоуверенно, но я и сам услышал, что мямлю очень невнятно и даже — с испугом. А Оля закрыла руками лицо и дышала прерывисто.

— Правильно! — подхватил Владимир Андреевич; он даже как-то развеселился. — А с какими вы парашютами обычно прыгаете?

— С этими… как их? — ну, с воздушными…

— Они — что же? — сшиты из воздуха?

Я сделал вид, что смеюсь такой забавной шутке. Но смех тоже получился тревожный — вроде я подавился, отправив кусок еды «не в то горло», и теперь выдыхаю с трудом и с болью крошки…

— Зачем же… хе-хе-хе… воздушные? — проговорил я наконец. — Сами парашюты — они брезентовые. В основном… Или там полотняные… Из мадапалама… из бязи.

— Из бязи, вы говорите? — Владимир Андреевич сыграл большое удивление.

— Ага. А к ним пришиты эти… ремни… лямки… в общем, постромки…

— «Постромки» — вы говорите, молодой человек?

— Да. То есть нет. Не постромки, а эти — стропила…

— «Стропила»? Как на стройках?! Очень интересно. Это что — новое изобретение в области парашютизма? В мое время такого еще не было.

— Папа! Хочешь чаю?! — истерически звенящим голосом выкрикнула Оля и метнулась к чайнику, чтобы налить отцу.

Но он остановил ее жестом руки.

— Обожди, дочка. Выясним сперва все до конца. Вы можете мне рассказать: как вы прикрепляете к своей особе парашют? Технически как вы это делаете?

— Как когда, — прошептал я.

— Не слышу!

— Как, говорю, когда… Иногда полностью пристегиваюсь…

— Пристегиваетесь? Отлично. Это значит — иногда. А в других случаях что происходит?

— А иногда, так сказать, — внакидку… Если расстояние до земли не слишком тово… огромное…

— Угу. Очень интересно! — теперь полковник не скрывал, что он издевается надо мною. — Значит, вы пользуетесь парашютом то впристяжку, а то — внакидку. Как вот чай пьют: когда — внакладку, а когда — вприкуску. Молодец!

На секунду во мне возникла надежда, что слово «молодец» сказано без иронии, всерьез… Но, подняв глаза на Владимира Андреевича, я понял, что моим пыткам конец еще не пришел.

— А вам не приходилось прыгать наизусть, юноша? — задал очередной вопрос папа.

— Приходи… а как это — «наизусть»? — спохватившись, переспросил я.

— Ну, так: вы прыгаете без парашюта, а потом вам вдогонку бросают мешок с ним.

— А разве так бывает? — наивно удивился я. И только задав этот вопрос, понял, что я опять дал промах.

— Я читал, что теперь бывает. Ну, если с вами такого еще не было, то ладно. Хорошо, что вы не рисковали с этим делом…

Оля вскочила со своего места и убежала, громко плача. Мы с полковником проводили ее глазами, затем, как по команде, оба повернулись лицами друг к другу.

— Что бы у вас еще спросить? — раздумчиво произнес Владимир Андреевич. — Ах, вот: а в стратосферу вам не приходилось залетать? Чтобы оттуда вниз головою — у-у-у-у-у-у! — к земле… Внакладку или вприсядку… А?

— Приходилось! — отчетливо и громко заявил я. Поняв до конца, что я морально, так сказать, уже рухнул, я решил перейти в наступление. — Сколько раз я именно так — у-у-у-у-у-у!

— Молодец! Может, ты и в космос залетал?

— А как же. Вчерашний день из космоса. Даже не согрелся еще толком. Там ведь знаете какие холода?..

— Значит, ты и с невесомостью знаком?

— А как же? Как вот с вами… Хочешь встать со стула, а сам уж подскочил под потолок! — Я был так огорчен и разозлен, что решил показать себя.

— Так. А теперь пошел вон, врунишка несчастный! — сердито сказал Владимир Андреевич и поднялся.

— А почему? За что?

— За то, что я не желаю, чтобы моя дочь дружила с таким типом… А этот чужой значок, который кто-то честно заработал в Тушино… Знаешь, кто ты есть?! — тушинский вор! Убирайся вон!

Я хотел было независимо пройти к дверям, но почувствовал такую невесомость от всего вышеописанного, что качнулся и упал подле стола… Тут подбежала Оля и увела меня на улицу. Отец ее смотрел на нас крайне строго. А мама просто не показывалась больше. Ей, наверное, неприятно было наблюдать мой уход.

С тех пор прошло много лет. С Олей я давно раздружился. Но свой лжетушинский дебют помню отлично. И буду помнить всю жизнь.

МОЖЕТЕ, ЕСЛИ ХОТИТЕ

Когда молодая учительница первых классов Лиля Остеркина бежала на урок в свой 2-й «В» класс, ее остановила в коридоре завуч школы Татьяна Степановна — средних лет особа внушительных габаритов, в очках, через которые глядели на мир острые и быстрые глазки.

— Лилечка, я давно вам хотела сказать, — начала Татьяна Степановна, жестом дав знать учительнице, что ей должно выслушать нечто значительное, я давно хотела сказать: очень уж велика неуспеваемость в вашем классе!

— А что же я могу сделать? — с недоумением отозвалась Лиля. — Дети у меня — маленькие, они еще толком не умеют прорабатывать задания… да и на уроках им трудно долго сосредоточить внимание…

— Это мы все знаем, — перебила завуч. — Но вы учтите, что ваши двойки снижают успеваемость всей школы и даже успеваемость нашего района. Если это дойдет до заврайоно, — вы знаете, что будет?.. Товарищ Пахомов шутить такими вещами не любит. И наш директор выражала сожаление о том, что…