Так много дам - [5]

Я снова повторяя тот же трюк. На ее глазах выпиваю из бутылочки и при этом успеваю, пока не отключаюсь ей сказать, что у меня слегка губки натерты.

— Так что ты сестричка сегодня их не сильно–то дергай и не терзай, как вчера, а лучше займись…. И снова я в отключке.

— Юлька! Юлечка, проснись, сестрица! Ты в порядке? С тобой все хорошо? Как ты себя чувствуешь?

— Не знаю пока. Ничего не могу понять. Вот же, как я отключилась! А ты со мной спала, или одна? — Задаю ей такой простой вопросик.

И тут я вижу, как Жека растерялась! Засуетилась, прячет глаза, буркнула что–то сердито и тут же вышла из комнаты. — Вот это да! План–то мой начинает действовать!

Я еще раз так изводила себя. Наконец–то я услышала от нее в одно утро.

— Юлечка! Родная моя, пора вставать деточка!

— Поцелуй меня родная! Мне хорошо было с тобой этой ночью. — Беру ее на понты. — Я хотела проснуться и все время ждала утра, чтобы тебя поблагодарить за все, что ты во сне делала мне приятное.

— Ты правда, так чувствовала? Ты что же, почти не спала, притворялась?

Вижу ее взволнованное лицо и блестящие, тревожные глаза. Она нервничает, схватила за чем–то уголок пододеяльника и крутит его, собирая в маленький жгутик.

— Я… я… — А потом она наваливается на меня, и сквозь слезы ее, слышу.

— Прости меня, родненькая, прости. Ты моя самая родная, самая, самая. Я дура! Нет, не перебивай меня, дай мне все сказать до конца!

Это она уже говорит, приподнявшись и рассматривая меня в упор. При этом я вижу, что она не на шутку растревожена и что в ее глазах появилось что–то такое, чего я ждала, сама не понимая, не веря себе, что увижу когда–нибудь это в ее глазах. Она секунду смотрит, а потом зарывается лицом рядом с моей головой в подушку и говорит оттуда глухо.

— Сначала я даже не знала, что мне с тобой делать. Ты завалилась, и мне даже показалось, что ты прямо не дышишь. Я даже стала слушать твое сердце, как оно стучит. Привалилась на тебя, обняла и вот тогда я поняла, что теперь я все могу сделать с тобой, что захочу.

Сначала потеребила тебя за нос. Очень даже смешно, между прочим. Потом стала трогать и рассматривать твое лицо. Просто сидела, голову твою на колени положила и рассматривала его. Всю, всю рассмотрела. Даже потянула за веко, мне показалось, что если ты притворяешься, то обязательно должна будешь сопротивляться мне. Но глазик твой раз и открылся! Потом на меня такое навалилось! Ты даже не можешь себе представить! Мне действительно захотелось всю тебя рассмотреть. Сначала я тебя раздела. Всю, всю! Раздела и рядом с собой уложила, как живую куклу, под одеяло. Потом…

Она приподняла голову и сквозь струйки, своих светлых волосиков смотрит мне прямо в глаза. Я молчу, она смотрит, а потом…

— Юлечка! Родненькая!

Ее губы горячие, коснулись лица. От нее сразу же пахнуло до боли знакомыми запахами ее волос, дыханием чуть с кислинкой, горячим, прерывистым. Она целует щеку, зачем–то кончик носа, щекотно, а потом…

Мы целовались час, два. За окнами уже стало темно, а мы все никак не могли оторваться от наших губ, лиц. При этом, то я, то она оказывались сверху, мы перекатывались по дивану, сцепившись в объятиях. Смеялись, целовались и крепко, безумно и сильно обнимались.

— Задушишь! — Шептала ей.

— Нет! Теперь не бойся, не задушу. Зацелую. Всю зацелую! — Шептала она и тут же надолго, мелкими поцелуями, горячими прикасаниями покрывала мое лицо. Справа, слева, обдавая меня своими чудными и неповторимыми запахами моего родного лица и дыхания.

В ту ночь я уже ничего не пила, можно сказать, находилась в сознании. Хотя все то, что происходило между нами, вряд ли можно было так назвать, скорее меня обуяло все то же безумное состояние, как будто бы я опилась тем зельем… Это самое правильное слово.

Миледи

Он ждал, это я сразу же отмечаю по его торопливым движениям, суетливым, ждущим и наглым немножечко взглядам. Открыл дверь и стоит, обрадовался, думаю, мужик, что к тебе сразу две бабы!

— Входите девчонки! Не снимайте обувь, так входите, прошу вас миледи…

Я еще на Жеку глянула.

— Что это за миледи? Чего это он? Тоже мне француз засра…..

— Да тише ты, тише дура. Ты что, Трех мушкетеров не читала?

— О чем спор? Ну что вы стоите, проходите, прошу вас миледи… — И ручку услужливо мне подает.

— А можно без этого?

— Без чего?

— Ну, без этих таких сравнений, мы же не дети, и потом эти миледи все, они же… они…как б…… при французском короле, а мы не такие…

— Кто, Кто они? Ой, не могу, ха–ха–ха! Ой, рассмешила… А ну еще раз скажи….

— Юлька! Ты б….. зачем меня в дурах выставляешь? Я же просила тебя…

— Так, одну уже знаю, как звать, а вот вторую красавицу…

— Евгения, а можно просто — Жека.

— Ну что же, Евгения и Юлия, милости прошу в мое жилище.

Проходим в комнату. Ничего, но сразу же, видно, что это жилище какого–то авантюриста или, по крайней мере, какого–то авангардиста. На полу шкура медведя, какая–то чашка с камнями, диван импортный, стеллаж с книгами под самый потолок и картины. На одной голая женщина в позе такой, что видны детали ее интимных мест, а на другой, пейзаж какой–то, очень пустынный и только сопки, да реденькие сосенки и сам хозяин с ружьем, в штормовке. Но красиво и необычно.