Так ли плохи сегодняшние времена? - [16]

Только, добавил он, придется имя мое изменить и сделать меня Памелой, поскольку первый слог моего настоящего имени слишком уж смешно звучит. Право, не знаю, что сказать, ответила я, и шепотом добавила пастору Вильямсу: я ведь не хочу, чтобы другие узнали мои тайны.

— Об этом, — отвечал он, — можешь не беспокоиться: тот джентльмен, что составляет жизнеописания, не спрашивает у клиентов ни о чем, кроме их имен, — все остальное он сам придумывает. Так что ты, дитя мое, заблуждаешься, если полагаешь, что в такого рода книге что-то может открыться. Напротив, если бы не знакомые имена, ты никогда бы не догадалась, что читаешь свою собственную историю. Мне довелось читать сочинение его пера, в котором главный герой, случись ему восстать из мертвых, ни за что бы не узнал самого себя — разве только по заглавию, где называлось его имя[41].

Чудно это все, но я не могу удержаться от смеха при мысли, что увижу себя в печатной книге.

Вот подлинная история миссис Шамелы, или Памелы, в точных списках, которые я взял на себя труд сделать с подлинников. Документы эти были присланы мне ее матерью, разгневанною предложением дочери в последнем письме. Сами оригиналы также у меня на руках, могу выслать их вам, если вы сочтете нужным сделать их публичным достоянием, — и не сомневаюсь, они принесут немалую пользу. Характер Шамелы предупредит молодых джентльменов о том, каким роковым шагом и для них самих, и для их семей оборачиваются поспешные и неправильные браки; из этого повествования они увидят, что все надежды на счастье в подобном союзе тщетны и обманчивы и что все надежные и прочные удобства жизни приносятся в таком браке в жертву преходящему удовлетворению страсти, которая, как бы она ни была горяча, скоро остывает — и остыв, не оставляет по себе ничего, кроме раскаяния.

Что прискорбнее презрения всего света, а этим все кончится, презрения от самого предмета своей страсти, а это весьма возможно, пример тому Шамела, и, наконец, размышляя о последствиях столь дурного И недостойного выбора, неизбежное презрение к самому себе?

Что до характера пастора Вильямса, как ни грустно признать, он сама подлинность. Тем, кто с ним незнаком, разумеется, трудно в это поверить; но дурной член может навлечь скандал на все сообщество в одном случае: если оно считает нужным его покрывать и защищать. В нем видите вы изображение почти всех пороков, написанное самыми тошнотворными и омерзительными красками, и если какой-нибудь священник спросит меня, кого ему взять за образец, я отвечу: будьте во всем противоположны Вильямсу. Так что образ этот может послужить на пользу и самому духовенству, ибо, хотя Боже сохрани, чтобы среди нас было много Вильямсов, как честные люди мы с вами не можем делать вид, что наше сословие не нуждается в исправлении.

По правде говоря, не могу придумать сказанному лучшего подтверждения, чем то, что я обнаружил в вашем письме. Все духовенство, словно сговорившись, восхваляет книгу, полную самой смехотворной чепухи, да еще и находит в себе столько слабости и испорченности, чтобы придавать ей некое религиозное значение, хотя очевидно, что книжонка эта далека от нравственности и отнюдь не невинна. Судите сами:

Во-первых, в ней много соблазнительных картин, в высшей степени неподходящих для юношества обоих полов.

Во-вторых, молодые джентльмены научаются, что жениться на горничных своих матушек и предаваться плотским страстям за счет разума и здравого смысла есть дело благочестивое, добродетельное и достойное, и ведет прямой дорогой к счастию.

В-третьих, горничных она поощряет бегать за своими хозяевами, учит использовать для этой цели различные уловки и, наконец, изображает в самом благоприятном свете непочтительность к вышестоящим и разглашение семейных тайн.

В-четвертых, в образе миссис Джукс вознаграждается порок, из чего всякая экономка может научиться тому, как выгодно сводничать и поставлять своему хозяину девиц.

В-пятых, в пасторе Вильямсе, представленном безупречным героем, мы видим пронырливого малого, сующего нос в частные дела своего покровителя, которого он, презрев благодарность, изобличает и осуждает по любому поводу.

Будь у меня время и желание, я бы сделал к этой книге еще больше замечаний, но думаю, и сказанного достаточно, чтобы убедить вас в том, какая польза может произойти из опубликования противоядия к этой отраве. Вот почему я послал вам списки с этих писем. Если у вас будет досуг передать их в печать, могу отправить вам и оригиналы; впрочем, заверяю вас, списки совершенно точны.

Добавлю лишь, что в документах я не нашел никаких оснований для того, что рассказано в книге о леди Дейверс (и любой иной леди); все это следует целиком отнести к фантазии биографа. Особливо справившись о леди Дейверс, я не нашел никаких следов ни отношений мистера Буби с этой особой, ни самого ее существования[42]. Засим остаюсь С величайшим почтением и уважением Вашим, дорогой сэр, Покорнейшим слугой, Дж. Оливер.

Пастор Тиклтекст — пастору Оливеру

Дорогой сэр!

Я прочел от начала до конца историю Шамелы, какой она предстает в любезно присланных вами списках с подлинных писем, и теперь жестоко стыжусь того поспешного и необдуманного мнения, которое прежде составил об той книге. Негодую равно и на саму наглую дрянь, и на автора ее Жизни, и хотя заблуждение было всеобщим и число обманувшихся спасает меня от позора, ведь зачем-то был дан мне разум.