Так это было - [77]

Предутренняя тишина оказалась недолгой. Немецкая артиллерия, расположенная в горах, открыла огонь по «Красному Кавказу», пробила его борт на корме и на носу, и крейсер, не успев полностью выгрузиться, ушел в море «от беды подальше». Не были выгружены снаряды для зенитных орудий, и немецкие летчики, заметив их безжизненность, смело летали над городом и с поразительной методичностью бомбили его.

Мы никак не могли выбраться из города. Но однажды комендант города сказал, что скоро от причала в Новороссийск должен отойти «морской охотник», и просил нас поторопиться.

И вот мы пошли по пустым улицам, освещенным луной, зная, что где-то здесь, в старой «Генуэзской крепости», засело несколько сот гитлеровцев, не успевших бежать. Симонов, в комбинезоне летчика, шел впереди. Под его ногами звучно хрустел снег. И мне, идущему сзади, боязно было, что мы растревожим всех вражеских автоматчиков. Но Симонов шел уверенно, не оглядываясь, и меня это успокаивало.

Только мы добрались до порта, как перед нами открылась картина пожаров на воде: у причалов горели разбитые бомбами пароходы. Мы остановились. В тишине послышались странные звуки: треск, писк, удары. Это стонало охваченное огнем железо, ломались и падали мачты, брусья, шпангоуты.

Так умирали пароходы, и дымная погребальная лента уходила в море…

В этот момент послышался шум самолета, и тут же вся площадь порта осветилась мертвым, белым огнем нависшего над нами «фонаря». Это значило, что сейчас начнется бомбежка. Я бросился было в сторону, но Константин Михайлович крикнул: «Сюда, ложись!», и мы спрятались между высокими штабелями ящиков, укрывшими нас от света. Сердце учащенно билось. Раздался взрыв бомбы. «Первая», — подумал я. За ней последовал второй, третий взрыв, и послышался характерный звук набирающего высоту самолета. «Пронесло».

Когда мы поднялись, то увидели, что на ящиках, между которыми мы лежали, было написано: «Мины»…

…Прошло три с лишним года, и вот мы стоим на улице Штраусберга, ведем беседу о завтрашнем дне, о предстоящей капитуляции.

Утро 8 мая выдалось ясное, теплое. Казалось, что зелень садов Штраусберга как-то по-особому светилась под лучами солнца. Машины медленно двигались по знакомому разбитому шоссе мимо Альт-Лансберга к Берлину. Когда мы въехали в город, перед нами туманным маревом кружилась пыль. Затем, минуя Силезский вокзал и Нейкельн, мы добрались до Темпельхофского аэродрома, куда должны были прибыть представители Верховного командования союзных войск и немецкого главного командования.

Темпельхоф — огромный аэродром, застроенный вокруг ангарами. Многие из них были разбиты, обуглены, измазаны защитной краской. Расколоты и многие крупные плиты некоторых взлетных площадок. Под ногами холодные осколки бомб. На аэродроме сожженные «юнкерсы», «мессершмитты» и один целый транспортный самолет «Ю-52». Видимо, те, для которых он был предназначен, не успели покинуть город.

Я с любопытством смотрю на огромное зеленеющее поле аэродрома, снующие автомобили, обгорелые здания. Совсем недавно гвардейцы Чуйкова отбили его у врага, недавно юнцы «гитлерюгенда» шли в «психичесую атаку», пытаясь отвоевать аэродром, а может быть, самолет, на котором кому-то нужно было подняться в воздух.

Ждать пришлось долго. Решили поехать в ближайший ресторан позавтракать. Но только заказали яичницу с беконом, только расселись за столом и я успел намазать кусок хлеба горчицей, как послышался звук самолета. Все бросились к машинам. Зеленый «дуглас» уже снижался над аэродромом. Когда же мы подъехали, то выяснилось, что прилетел он из Москвы и доставил сотрудников Наркоминдела во главе с А. Я. Вышинским.

Все наши попытки выяснить, когда ожидается прибытие других делегаций, ни к чему не привели.

Темпельхоф находится на возвышенности, и отсюда хорошо был виден Берлин, остовы обгорелых домов, заводские трубы, все еще дымящиеся кварталы.

В стороне, где на флагштоках трепетали на ветру государственные флаги СССР, США, Англии и Франции, на большой площадке какой-то плотный пожилой полковник командовал батальоном солдат: «Ать-два, ать-два, левой…» Это готовился почетный караул к встрече высших военных чинов делегации.

Все солдаты были в новых костюмах, со знаками отличия, в начищенных сапогах и так четко «отрабатывали шаг», что невольно задерживали наше внимание. А полковник, то и дело утиравший носовым платком шею, продолжал командовать: «Кру-у-у-гом, шагом арш…»

Один из офицеров, стоявших за нами, сказал:

— Знаток!

От него мы узнали, что полковник, командовавший батальоном, — старый строевой офицер Лебедев. Он воевал на улицах Берлина, как и его питомцы — молодец к молодцу, отобранные в этот почетный караул из разных частей.

С лужайки мы увидели оживление на дальней взлетной площадке. Это истребители «Яковлевы» попарно взлетали с аэродрома и, сделав полукруг, направлялись на запад. Одна пара, другая, третья…

«Событие» приближалось. Нам сказали, что какой-то самолет через несколько минут улетает в Москву, и мы поторопились послать хотя бы записки в редакцию и домашним.

Вскоре на аэродром прибыли генералы Соколовский, Берзарин, Боков. Пора приготовить блокноты. Наши друзья из фотоцеха взялись за свои «лейки».