Так это было - [79]
Вслед за победителями с определенным интервалом следуют побежденные. И они должны подписать акт. О чем думают они сейчас, проезжая по улицам Берлина и разглядывая развалины? Вспоминаются ли им плац-парады или последние дни крушения? Они посеяли ветер и теперь пожинают бурю.
На всех перекрестках стоят наши девушки-регулировщицы, в военных костюмах, в белых перчатках, успевшие уже загореть под майским солнцем. Они щеголевато размахивают флажками, указывая блестящим лимузинам дорогу на восток.
Машины проходят под воздвигнутой деревянной Аркой Победы, на фронтоне которой начертаны слова: «Красной Армии слава».
Проезжая арку, вспомнилось, как задолго до этого знаменательного дня, когда наши войска стояли еще на Одере в маленьком фольварке, в одноэтажном домике начальник клуба майор Вдовиченко показывал эскиз этой арки, а заместитель начальника политуправления полковник Прокофьев, утверждая его, говорил:
— Нужно торопиться! А где эскиз трибуны для парада в Берлине? Торопиться, торопиться нужно.
Он говорил спокойным голосом, и я почувствовал тогда, что он знает сроки и дату нашей победы. Вот она и пришла.
Но что это? Задняя машина затормозила. Регулировщица остановила черный лимузин, в котором ехала германская делегация. Она указала им на объезд Арки Победы и улыбнулась с чувством собственного достоинства. Так мы и не узнали, подсказал ли ей тогда кто-нибудь этот поистине величественный жест, или она сделала по собственному разумению.
Уже подъезжая к Карлсхорсту, мы увидели и знакомую регулировщицу Марину Чубук. Здесь не нужно было указывать путь, а потому она, улыбаясь, приветливо козыряла, была счастлива…
Маленький серый с колоннами дом-столовая военно-инженерного училища по Цвизелерштрассе отныне становится историческим. Именно здесь сегодня будет подписан акт о безоговорочной капитуляции. Здесь конец войне.
Представители командования союзных войск посетили маршала Жукова, чтобы согласовать все детали процедуры. Американские и английские журналисты оказались посмелее нас и, пользуясь тем, что у них не было знаков различия на погонах, проскочили мимо полковника, окружили Жукова и наперебой задавали ему вопросы. Маршал отвечал сдержанно, улыбался. Наконец журналисты покинули помещение и бросились на узел связи.
В здание пока заходили редко. Все толпились в садике, который полностью зазеленел. Но безделье в ожидании «особого мероприятия» томило.
Прогуливается Всеволод Иванов, заложив руки за спину, где-то в стороне Евгений Долматовский с увлечением рассказывает о встрече с генерал-полковником Кребсом на командном пункте генерала Чуйкова. Как всегда невозмутимо глядит на все происходящее Михаил Брагин, словно он уже не раз присутствовал на «особых мероприятиях». Группа «Красной звезды» — Константин Симонов, Александр Кривицкий, Павел Трояновский, Леонид Высокоостровский прохаживаются по улице и о чем-то оживленно беседуют.
— Не иначе как планируют «фитиль всем прочим», — тревожно сказал мне Леня Кудреватых и тут же сам заразительно рассмеялся, — дескать, «шалишь, братец, шалишь».
Роман Кармен беседует с корреспондентом агентства Рейтер Кингом, Лев Славин — с польским журналистом. В эти часы в Карлсхорст съехались все «сливки» мировой прессы. Они одеты в военные костюмы, но, как я уже сказал, без знаков различия. На их погонах написано: «Военный корреспондент». И всё. Это очень удобно, ибо дает возможность непосредственно обращаться ко всем высшим чинам армии, в то время как мы обязаны были считаться с табелью о рангах и нам не всегда было просто пройти, скажем, к командарму.
В зале будущего заседания расставлено несколько столов, из которых один — вдоль дальней стены, два больших — перпендикулярно к нему и два маленьких. Столы покрыты серо-зеленым сукном, и на них разложены чистые листы бумаги, отточенные карандаши, чернильницы, тонкие ученические ручки, пачки папирос «Москва — Волга». Все обычно, буднично, деловито.
Начинаю готовить корреспонденцию «Капитуляция», пишу о том, что было в Темпельхофе. Но вдруг Яков Макаренко сказал:
— Идет французский генерал.
К зданию подходил стройный молодой генерал в высокой военной фуражке с четырьмя звездами, в открытом френче, в белых перчатках. Он картинно брал под козырек, отвечая на наше приветствие.
И снова ожидание. Все мы понимали, что время уходит, а в Москве с нетерпением ждут корреспонденции.
Кто-то отшучивается:
— Капитуляцию-то подписать легко, а вот передать корреспонденцию — задача!
В это время в маленьком особняке, на втором его этаже, сидели за столом и все еще изучали какой-то документ Кейтель, Штумпф и Фридебург. Их адъютанты флегматично рылись в книгах библиотеки, рассматривали из окна сад во дворе, где стояли «на часах» наши солдаты. Все обрадованно вздохнули, когда в зал вошли официантки и начали накрывать стол.
Журналист Петр Соболев, который в тот момент находился в зале, рассказывал мне:
— Первым за стол сел Кейтель, по его приглашению — все остальные. Выпив водки, фельдмаршал начал разговор. Он стал рассказывать о своих сослуживцах еще в период первой мировой войны и сразу повеселел. Называя имена генералов-однокашников, он вспоминал, кто из них служил с ним в одной роте или батальоне.
