Так это было - [74]
Солдаты быстро откопали, очистили от земли оба трупа и погрузили их в ящики. Роясь в земле, они нашли мертвых собак. На ошейнике одной из них была металлическая пластинка с надписью «Всегда с тобой». Расследование продолжалось…
Генерал Переверткин пригласил нас на банкет, который состоялся в депо трамвайного парка. За длинным столом уселось несколько десятков офицеров. Были подняты бокалы за победу над врагом. И помнится мне, что все речи произносились спокойно, без похвальбы, с той ноткой убежденности, которая была у наших людей в самом начале войны и в самые тяжелые ее месяцы. «А как же иначе», — говорил один. «Так и должно было быть», — говорил другой. «Никто не сомневался», — говорил третий.
Банкет закончился рано, на прощание Семен Никифорович с какой-то особенной торжественностью вынимал из ящика белые коробочки, в которых были черные часы, и вручал каждому участнику торжественного обеда. На светящемся циферблате часов, врученных мне, было написано: «Сильвана». Изготовлены они были в Швейцарии, а оказались почему-то в «доме Гиммлера».
Получив подарки, мы распрощались и разъехались. Торопились на узел связи, на сей раз для того, чтобы дать телеграмму всем корреспондентам центральных газет соседних с нами фронтов — 1-го Украинского и 2-го Белорусского с просьбой пожаловать в Берлин в День печати, 5 мая, в 13.00 к зданию рейхстага. Это была идея Бориса Горбатова.
5 мая, когда мы подъехали со стороны Бранденбургских ворот, первое, что мы увидели, это шеренга машин, аккуратно поставленных у восточного входа в рейхстаг, со стороны Плац-Паризьен. Каких только марок машин тут не было! «Хорьхи», «опель-адмиралы», «вандереры», «мерседесы», «фиаты»… Этот парад машин нас смутил. Мы поставили свою «эмку» в третий ряд и пошли на площадь. Здесь уже было много наших друзей, которые обнимались, размахивали руками, куда-то торопливо бежали. Многие не видели друг друга очень подолгу, и встречи их были трогательными, душевными, а иногда и со слезами.
Мы не успевали пожимать руки, поздравлять друг друга, обмениваться новостями. Здесь мы встретились с Вс. Вишневским, Вс. Ивановым, Е. Габриловичем, А. Беком, Н. Денисовым, П. Трояновским, Я. Макаренко, Л. Кудреватых, Р. Карменом, И. Золиным, М. Долгополовым, Л. Славиным, Л. Железновым, Ц. Солодарем, В. Полторацким… всех не перечесть.
Фотокорреспонденты М. Редкин, О. Кнорринг, А. Морозов, А. Шагин, А. Капустянский, Н. Финников вошли в свою роль и «создают группу», рассаживая нас на разбитых плитах «террасообразно» на фоне разбитого рейхстага.
Больше всех суетится Редкин. Он кричит: «Федя, тебя не видно», «Миша, подымись выше»…
Нас пересаживали, по-разному «компоновали группу», строили какие-то «пирамиды». Затем приехал генерал-полковник Н. Берзарин, и мы вновь фотографировались: «Берзарин с правдистами», «Берзарин с известинцами», «Берзарин с краснозвездцами» и т. д.
С группой журналистов, прибывших из Штеттина, приехала актриса Московского Художественного театра Нина Михаловская. В рейхстаге ее встретил Неустроев. Он был рад, что его «гарнизон» посетила актриса, да еще столичная. Приказал на втором этаже соорудить эстраду.
Нина Валерьяновна не была готова к концерту. Посетовала на свою забывчивость, что не взяла грима. Неустроев услышал и тут же приказал:
— Пудры и духов артистке. Быстро!
Солдат исчез, а через несколько минут принес небольшую красивую коробочку, на которой по-немецки было написано… «для ног». Грим не состоялся, но это не помешало концерту.
Михаловская читала отрывок из «Метели» А. Пушкина. И под сводами разбитого здания гулко раздавался ее голос:
«…Война со славою была кончена. Полки наши возвращались из-за границы. Народ бежал им навстречу… Офицеры, ушедшие в поход почти отроками, возвращались, возмужав на бранном воздухе, обвешанные крестами. Солдаты весело разговаривали между собою. Время незабвенное! Время славы и восторга! Как сильно билось русское сердце при слове „отечество“. Как сладки были слезы свидания!»
Я смотрел на солдат, многие из них сидели на полу, на разбитых лестницах, на подоконниках. Только три дня назад здесь шел бой за каждый метр. А теперь в рейхстаге звучит бессмертный Пушкин. Солдаты слушали, боясь пошевельнуться. Кто-то приставил к уху ладонь, чтобы не пропустить ни одного слова, кто-то подался вперед, кто-то украдкой вытирал слезу.
А когда артистка закончила чтение, все ей стали шумно рукоплескать. Солдаты были взволнованы, может быть, Пушкин впервые по-настоящему дал им почувствовать близость свидания с Родиной.
Нину Валерьяновну окружили. М. Егоров и М. Кантария предложили ей взобраться на крышу рейхстага, взглянуть на Знамя Победы, на разбитый купол. Артистка смущалась, боялась и отнекивалась, но все же уговорили.
Тут же, на площади, мы узнали, что в Штраусберге, в Политуправлении фронта, есть на наши имена приглашение на поездку за Эльбу, на встречу 6 мая с американскими офицерами.
Пообедав у генерала Переверткина, мы заехали в Штраусберг, привели себя в порядок, начистили сапоги «сто улыбок в лицо тротуарам» и двинулись в расположение 61-й армии, которой командовал генерал П. Белов.
