Так это было - [38]
Немца увели. Тут же раздался звонок, и повеселевший генерал сказал нам:
— Тюрьма Моабит взята!.. Хорошо!
…С утра батальон Неустроева был повернут на север, на тюрьму Моабит. Туда же направили и батальон А. Блохина, а одна рота пошла в обход через улицу Ратеновер.
Окруженная тюрьма сопротивлялась отчаянно. Успех сражения решили действия батальона А. Блохина.
Танк, подавив крупнокалиберный пулемет, протаранил массивные чугунные ворота тюрьмы. Это помогло ворваться пехоте 525-го полка дивизии А. Негоды.
Один из участников штурма рассказывал нам:
— Первое, что мы увидели, — красные лоскутки, которыми через решетки окон размахивали узники. Откуда они их взяли?..
Охрана тюрьмы быстро сдалась. Пехотинцы и саперы бросились в корпуса, сбивали камерные запоры, освобождали узников. Их были тысячи. Среди них много пленных солдат английской и американской армий. Можно представить радость освобожденных, которых чудом не успели уничтожить. Части вернулись на Альт-Моабит и с боями пробивались к мосту Мольтке — ближайшему пути на Кенигсплатц. Однако сильный огонь заставил приостановить наступление.
— Нет, нет, — кричал до хрипоты комбат Неустроев, — отходить нельзя, держитесь за дома. Улицы справа занимают мочаловцы, немцы там не пройдут… Держитесь!
На лбу его появилась испарина, заросшее лицо было утомлено, глаза покраснели от бессонницы. Три дня и три ночи Неустроев, как он говорил, «спал на ходу». Три дня и три ночи, то утихая, то вновь вскипая огнем пушек и автоматов, шел бой батальона с эсэсовской дивизией. И теперь, когда одна из его рот — рота Панкратова — вклинилась во вражескую оборону и острие ее было направлено на мост Мольтке, гитлеровцы открыли огонь из дивизиона тяжелых пушек в районе Кенигсплатца — тех самых, о которых говорил пленный моряк.
Наблюдательный пункт Неустроева находился на третьем этаже разрушенного дома по Альт-Моабит. Оттуда ему хорошо видно было серое небо Берлина, тяжело повисшее над площадью Кенигсплатц, где часто вспыхивали огни, и длинная широкая улица с горящими домами. Сюда ежеминутно прибегали связные из рот, взводов, батарей; сюда взбирались санитары с раненными солдатами, бегали телефонисты, чинившие то и дело рвущиеся провода, радисты. Неустроев сидел на краю опрокинутого ящика из-под патронов, слушал донесения, отдавал короткие приказания и все всматривался в сторону Кенигсплатца, где сквозь дым вырисовывались контуры большого дома у самого моста Мольтке, но по ту сторону Шпрее. Это было швейцарское посольство.
Гитлеровцы продолжали вести интенсивный огонь теперь уже не только с Кенигсплатца, но и из этого дома у моста, с третьего этажа, куда, по всей видимости, они подняли пушки и поставили их на прямую наводку на улицу Альт-Моабит.
Именно в этот момент командир роты позвонил Неустроеву и попросил разрешения отойти на следующую улицу.
— Нет, нет, нет, — ответил Неустроев. Он знал, что отход этой роты может поставить в тяжелое положение соседнюю, а главное — плохо подействует на настроение бойцов всего батальона, которые, конечно, заметят движение назад.
Звонок командира роты смутил Неустроева, заставил спуститься с третьего этажа и пойти по горящей улице в грохот боя. Под свист пуль он шел по Альт-Моабиту и, когда оказался в расположении роты, успокоился. Панкратов встретил его с улыбкой. Рота «зацепилась» за три больших дома и отбила атаки фашистов.
Ни одного дома, ни одного метра гитлеровцам не удалось взять обратно. Но и батальон приостановил наступление: нужно было оглядеться, привести роты в порядок, подтянуть огневые средства, передохнуть. Тем временем к Шпрее подошли остальные батальоны полка и другие полки: справа — Мочалова, овладевший целым кварталом, во втором эшелоне — Плехаданова, а левее — дивизия полковника Негоды.
Тюрьма Моабит стала ближним, но все же тылом.
На наблюдательный пункт генерала Шатилова с утра непрерывно звонили Зинченко, Мочалов. Генерал спокойно выслушивал их донесения, давал новые распоряжения, а в конце обязательно добавлял: «Постарайтесь захватить Геббельса живым».
Вечером, когда мы находились на КП генерала Шатилова, генерал перед отъездом на наблюдательный пункт полка успел нам рассказать, как он обходил несколько групп пленных, захваченных в Моабитской тюрьме, всматривался в лицо каждого и спрашивал: «Среди вас нет Геббельса?»
Шатилов уехал, а мы в сопровождении двух офицеров штаба решили пробраться к Моабитской тюрьме. Машина медленно двигалась по заваленной щебнем улице Вильгельмс-Хафенер. Оттуда, прижимаясь к стенам, мы медленно шли пешком. Пересекли Штромштрассе, прошли мимо маленького садика и увидели в тумане большую красно-коричневую задымленную стену, в нескольких местах которой зияли дыры. Было еще светло, и мы, подойдя ближе, могли рассмотреть один из корпусов. Он не был похож на здание тюрьмы: красивое двухэтажное сооружение старой архитектуры с двумя башнями, с многофигурной скульптурой между ними, с лоджиями, портиками, лепными украшениями. Перед ним — сухой фонтан со скульптурой льва, терзающего своими лапами змею. Поразила нас свежая зелень вокруг фонтана.
В книге собраны воспоминания жителей города Луганска о военных событиях лета 2014 года В ней отображены реальные события, реальные чувства и судьбы людей, переживших общую беду в Луганске и за его пределами.
Маленькие невыдуманные рассказы о бойцах Ленинградского фронта, написанные и опубликованные в 1943 году в блокадном городе.
В этом очерке рассказывается о командире легендарного бронепоезда, защищавшего вместе с другими частями 3-й армии Урал от белогвардейцев, — Иване Деменеве. Рабочий парень со станции Усольской, он получил революционное воспитание в среде петроградского пролетариата, а затем, вернувшись в родные края, стал одним из организаторов рабочих добровольческих отрядов, которые явились костяком 3-й армии. Героическим подвигом прославил себя экипаж бронепоезда. Очерк написан на основании немногих сохранившихся документов и, главным образом, на основании воспоминаний участников событий: А.
"Эта книга — про Аркадия Петровича на войне. А называется она так — «Партизанской тропой Гайдара» — потому, что шел я по его следам. Шел, как бывший мальчишка, шел, как бывший тимуровец, шел по отзвукам полузабытых легенд, чтобы знать, как все было на самом деле. Мне довелось побывать в Лепляве и Озерище, Хоцках и Калеберде, Гельмязеве и Калениках, на Германовом хуторе и хуторе Малинивщина. Названия этих сел можно отыскать только на очень подробной карте, но они будут часто встречаться в книге. Довелось мне летать и ездить в Канев и Киев, Золотоношу и Черкассы, Гайсин и Львов, в Ленинград и в далекий Уяр Красноярского края. И это были тоже тропы Гайдара, потому что я искал и находил боевых его товарищей и еще потому, что след остается не только на земле,—он остается в памяти, он остается в сердце.
Созданный на территории оккупированной Сербии Русский охранный корпус Вермахта до сих пор остается малоизученной страницей истории Второй мировой войны на Балканском театре. Несмотря на то, что он являлся уникальным прецедентом создания властями Германии обособленного формирования из русских эмигрантов, российские и зарубежные историки уделяют крайне мало внимания данной теме. Книга Андрея Самцевича является первым отечественным исследованием, рассматривающим данный вопрос. В ней, на основе ранее неизвестных документов, подробно рассмотрены обстоятельства развертывания и комплектования формирования на различных этапах его истории, ведения им боевых действий против повстанцев и регулярных вооруженных сил противников Германии на территории Сербии и Хорватии и проведения его военнослужащими многочисленных карательных акций в отношении местного населения.
Повесть «Лётчица, или Открытие молчавшей легенды» о том, как в 1944 г. в сумятице немецкого отступления встретились советская летчица Люба и немецкий ефрейтор «рыжий увалень» Бенно Хельригель. Щемящая, пронзительная история военной встречи продолжается спустя почти тридцать лет в Москве, куда Бенно приезжает на похороны Любы.