Так дорог моему сердцу - [17]

Тетя Элоиза укоризненно покачала головой и положила пухлую руку ей на плечо.

— Ну-ка, моя милочка, глупый вы ребенок, совсем не нужно так пугаться! Леон действительно спрашивал вас, но я сказала ему, что вы отправились играть в теннис, и он сказал, что его сообщение может подождать до вашего прихода.

— Какое сообщение? — быстро проговорила Вирджиния.

— Только то, что он позвонит вам еще раз, может быть, сегодня вечером.

— Ох! — сказала Вирджиния и плюхнулась на стул с тонкими ножками.

Мадам д’Овернь стояла опираясь на свою эбонитовую трость, и разглядывала ее. Потом она снова, очень медленно покачала головой.

— Нехорошо, — сказала она, — когда нервы так натянуты, и человек постоянно взвинчен, как вы сейчас. Мой племянник Леон посмотрит на это крайне неодобрительно! И поэтому я буду настаивать на том, чтобы вы рано легли сегодня, позвонит он или нет, и я прикажу подать нам ужин гораздо раньше обычного, и вы выпьете большой стакан горячего молока на ночь, от этого вы лучше заснете.

Гостья устало ей улыбнулась.

— Вы очень добры, — сказала она.

Хозяйка отмахнулась от такого определения. Но в тот вечер доктор Хансон не позвонил, и если бы не горячее молоко, подкрепленное двумя таблетками аспирина, Вирджиния могла бы пролежать без сна до рассвета, думая, что он хотел ей сказать. За завтраком, который ей, как обычно, подали в спальню, ее не покинуло нервное напряжение, и к обеду, так как телефон молчал, у мадам д’Овернь созрело решение сводить ее в гости к подруге-англичанке, живущей в одной из маленьких гостиниц, которая находилась гораздо выше долины.

— У вас с ней много общего, — сказала она, — и вам принесет пользу разговор с соотечественницей. Кроме того, я чувствую, что и сама отлично проведу время.

После такого заявления было бы чрезвычайно грубым и неблагодарным попытаться избежать этой поездки, и они отправились вперед с тетушкой Элоизой, которая тайно улыбалась про себя, потому что она отдавала себе отчет в том, что Вирджиния подавила свои собственные желания и согласилась только из вежливости.

Если бы не то обстоятельство, что ее мысли бродили где-то в другом месте, Вирджинии бы доставил много удовольствия визит в небольшую гостиницу, стоявшую в окружении весенних цветов высоко на горном уступе, буйно заросшем зеленью. С него открывался вид на долину, окаймленную холодными прекрасными снегами. Мисс Финч была увядшей миниатюрной англичанкой, которая не могла выносить резкость родного климата, но была жадна до новостей о хорошо сохранившихся в памяти местах — Бонд-Стрит и Пикадилли, Грин-Парк в воскресный день, Хемпстедская Пустошь, где она занималась со свой собакой. Она без конца сыпала вопросами, так, что Вирджинии пришлось позабыть о своих собственных проблемах на время, а мадам д’Овернь благодушно сидела в кресле и поглощала куда больше пирожных с кремом, чем было бы для нее возможно.

Но когда типичный английский чай был окончен и приближалось время ужина, Вирджиния начала беспокоиться. У мадам д’Овернь был такой вид, будто она была совершенно готова остаться и поужинать со своей подругой, и только вспомнив о том, что Пьер, ее немолодой шофер, недолюбливал горные дороги после наступления темноты, она решилась откланяться. Вирджиния благодарно последовала за ней к машине.

Когда они вернулись на виллу, для Вирджинии все еще не было никакого сообщения, и только после ужина раздался телефонный звонок. Секретарь доктора Хансона говорил с ней по телефону сухо и холодно. Доктор Хансон послал свою машину, чтобы доставить ее в клинику, где он увидится с ней и поговорит.

Вирджиния, в руках у которой дрожала телефонная трубка, спросила, не в силах унять такую же сильную дрожь в голосе:

— Это означает, что с моей сестрой что-то случилось?

— Нет, ничего плохого. Вы сможете навестить ее, как только она выйдет из наркоза.

— Из наркоза? Ох!..

— Машина прибудет за вами через десять минут.

Мадам д’Овернь молча подошла сзади, взяла трубку из рук Вирджинии и повесила ее. Она улыбнулась, глядя на потрясенное лицо девушки.

— Я ожидала, что в этот раз вы услышите что-то в этом роде, — сказала она, — но в любом случае Леону было прекрасно известно, где мы находимся. Если было бы необходимо, он мог бы связаться с вами в любой момент.

— Но Лиза!..

Вирджиния не могла продолжать.

— Лиза предпочла бы увидеть у кровати после операции свою сестру. Поэтому, если вы хотите переодеться, я посоветовала бы вам поторопиться. Вы не хотите, чтобы я поехала с вами моя милая?

Но Вирджиния покачала головой.

— Нет, спасибо. Я справлюсь одна.

— Я в этом не сомневаюсь, — и тетушка Элоиза ободряюще похлопала ее по плечу.

Уже в машине Вирджиния откинулась на спинку серебристо-серого сидения и почувствовала себя воздушным шариком, из которого кто-то в один миг выпустил воздух.

Она почти ничего не ощущала, даже была не способна о чем-то думать. Руки вспотели в тонких нейлоновых перчатках, которые она наспех вытащила из ящика туалетного столика. А ноги наоборот похолодели. Доктор Хансон, несомненно, решил избавить ее от продолжительных мучений в ожидании Лизиной операции. Но на ум шло только плохое: она не сможет увидеться с Лизой, будет слишком поздно, Лизе пришлось встретиться лицом к лицу с тяжелым испытанием, когда рядом не было ни одного родного человека. И Вирджинии поступок доктора показался более чем бессердечным. Это было типично для спокойного и уравновешенного Леона Хансона, но она не могла признать его правоту, потому что он слишком много взял на себя и даже не посоветовался с ней по поводу такого важного вопроса.