Так дай мне напиться - [10]

«Я вижу, тебе не совсем хорошо,» — подметил Капитан, когда за окнами вагона в очередной раз за этот день, как показалось Пропащему, начало смеркаться. «Теряешь опору?»

«Да, Капитан».

«Мы можем пока двигаться вместе. Ты как на это смотришь?»

«Я как раз хотел попросить вас об этом».

«Переберемся на центральную ветку и двинемся к югу. Ты ведь хотел найти Художника?»

«Да».

«Вот и хорошо. Доберемся до тех краев, а там посмотрим».

Пропащему жутко хотелось узнать, что же такого имеет Капитан, чем невидимым он обладает, что бы чувствовать себя настолько спокойным и уверенным, несмотря на всю шаткость его социального положения и неустроенность существования. Однако он осмелился спросить об этом многим позже, когда, освоившись, он мог уже свободно общаться с Капитаном.

«Ты, наверное, первый, кто спрашивает меня об этом напрямую,» — ответил Капитан, немного помолчав, словно что-то обдумывая.

«Что же, я отвечу тебе. Я, действительно, имею нечто, что помогает мне быть тем, кто я есть. Видишь ли, мои возможности шире, чем у большинства остальных.

Однажды я прислонился спиной к стене того тесного коридора, по которому человечество, плотно скучившись, несется вперед, к своим эфемерным целям, не подозревая о том, что это лишь малая часть существующего вокруг них пространства и не помышляя об ином пути. Я не мог больше двигаться в общей массе. Я просто стоял и наблюдал за этим столпотворением. Вдруг я почувствовал, что холодная стена, разогретая теплом моего тела, начинает плавиться и, спустя некоторое время, я смог проникнуть туда, за эту стену, в область, для большинства остальных людей недоступную. Это было подобно путешествию по непроходимым джунглям. Я продвигался с трудом, шаг за шагом, и на каждом шагу что-то для себя открывая. Я смог недалеко уйти, но даже этого оказалось достаточно, что бы обрести то, чего нет у многих других.

Для меня отпала потребность бежать в общем людском потоке и вот, по мере того, как этот дар меня переполняет, я начинаю делиться им с толкающейся и суетящейся людской толпой, стараясь привнести в их обыденную жизнь еще что-нибудь светлое и хорошее, чего многим из них так не хватает.

По всей вероятности, такие „монстры“, как Пушкин, Толстой, Достоевский смогли углубиться в эту область гораздо дальше. Кому что дано. Я безумно счастлив, что имею хотя бы это.

Ты знаешь, иногда мне кажется, что, будучи в постоянном движении, я встречаю то там, то здесь своих персонажей».

Затем Капитан, видя изменившееся выражение лица Пропащего, добавил: «К тебе это не относится. Ты — не один из них».

Позже, когда Пропащий остался с Ленноном наедине, тот внес ясность в слова Капитана: «Он писатель. Причем, безумно талантливый. Только пишет он не для всех. Не всякий поймет это и не всякому это понравится. И печатается он преимущественно не у нас.

Свои гонорары он распределяет так, что бы странники имели пищу и кров там, где это возможно. Впрочем, Художник и все те, кто действительно способен ТВОРИТЬ, поступают точно так же, помогая тем, кто ищет.

Когда я только начал общаться со странниками, кто-то даже сказал мне, что существует такой поезд, не зафиксированный ни в одном из расписаний, почти что „поезд-призрак“, в котором едут только странники и разного рода чудаки, те, что не от мира сего; что этот поезд, состоящий всего из нескольких вагонов, ездит из конца в конец железных дорог, не придерживаясь какого-либо конкретного маршрута или пункта назначения и что это невероятная удача — повстречаться с ним, что это дано немногим…

Красивая сказка. Я до сих пор в нее немного верю…

Однажды я спросил Капитана, что заставило его стать странником…»

«И что же?» — Пропащий жаждал узнать ответ на этот вопрос, потому что уже некоторое время этот вопрос мучил его самого.

«Он сказал, что когда его рукописи стали расходиться „самиздатом“, и кое-что было даже напечатано, люди начали досаждать ему. К нему приходили домой, звонили по телефону, говорили, что ждут его там-то и там-то, и будут рады принять, так как такой-то и такой-то хотел бы с ним познакомиться, или же дать почитать ему кое-что свое, и тому подобное. Капитан сказал мне, что может быть это было и свинством с его стороны, но единственным стоящим местом, куда стоило стремиться, с его точки зрения, был его собственный внутренний мир.

Только там ему действительно ему нравилось бывать. Он пытался запираться дома, отключив телефон и не реагируя на стук в дверь, но взаперти ему становилось плохо. И тогда он отправился в путь».

7

Пропащего свинтили на одной из крупных станций, когда они двигались по центральной ветке. В отделении ему и последовавшим за ним Капитану и Леннону пояснили, что он находится в розыске, как «пропавший без вести». Для Капитана, однако, такой оборот не был сюрпризом. Он пошел прямиком к начальнику отделения, поговорил с ним, куда-то позвонил и… Пропащего отпустили. Правда, при этом настоятельно рекомендовали тут же ехать домой.

«Они сообщат твоим, что ты находишься в полном здравии, и посему, снят с розыска, и если ты не хочешь жить дома, то это их проблемы,» — сказал ему Капитан, когда они снова оказались на перроне. «По крайней мере, так они обычно делают».