Так было. Бертильон 166 - [108]

— Пойдемте, донья Лола, — он преподнес ей эту «допью», как нежную розу, — пойдемте со мной. Не тратьте время на ужин, возьмите Хуаниту и…

Женщина забеспокоилась:

— Погоди, а где же этот чертенок? — Она торопливо поднялась и снова села, успокоенная. — Вот дура! Ведь она уже в постели! — Затем громко крикнула: — Хуанита!

Портной обрадованно смотрел на нее.

— Пусть встает, — сказала Лола, — но поднять ее трудно, спит как убитая.

Она вышла из столовой. Кико глядел на черное небо, мерцавшее между обветшалых, разъехавшихся досок крыши.

Спустя несколько минут старуха вернулась, таща за руку кудлатую худенькую девчушку лет пяти, бледную, с черными глазами. Еще не проснувшись как следует, Хуанита дала усадить себя на табурет, пролепетав: «Добрый вечер». Старуха поставила перед ней миску с супом и взяла ложку.

— А ну-ка! Открой рот! Глотай! Слушай, Кико, как там у вас? Все в порядке?

— Да. Ну, вы пойдете или нет?

— Открой рот! Глотай! А ты думаешь, в игрушки я с тобой играю? Глотай! Открой рот! Ночью я отсюда не выйду! Глотай! Открой, ну! Глотай! — Лола влила ей в рот последнюю ложку супа. — А теперь спать! Спать, чтобы ужин пошел на пользу.

Девочка слезла с табурета.

— Скажи: «Спокойной ночи, дядя».

— Спокойной ночи, дядя, — сказала та и скрылась за дверью спальни.

— Ангелочек божий, — вздохнула Лола. — Она да Исабель… Значит, ты еще ничего не знаешь?

— О чем?

— О том, что бородачи вчера утром заняли город Гуантанамо?

Портной в изумлении поднял брови.

— Ого! — взволнованно воскликнул он. — Неужели это правда?

— Правда, — сказала Лола, наливая себе тарелку супа и усаживаясь на табурет.

— Ну и хорошо, — покорно согласился Кико.

Он шагал по столовой, не сводя глаз с тещи. Потом остановился у огромного кувшина.

После каждой ложки Лола отщипывала кусочек хлеба от большого ломтя, зажатого в левой руке. Ела она быстро и с аппетитом.

Кико задумчиво смотрел на нее, опершись о кувшин. Вода капала в кувшин, редко и звонко, отбивая ритм, как усталые часы. Он знал, что вода приобретала особый привкус в этой старинной посуде.

Старуха отряхнула платье из грубого холста, Кико никогда не видел на ней другой одежды. Он отошел от кувшина.

— Ради пресвятой девы Кобре, Лола! — дрожащим голосом взмолился портной. — Идемте со мной.

Не прекращая жевать, она взглянула на него и буркнула:

— Нет.

Отодвинув тарелку от края, она собрала крошки со стола и с подола платья и отправила их в рот. Лицо портного стало пепельно-серым. Глаза потускнели, он понял, что тещу ему не уговорить.

В это время раздался звук взрыва. Мужчина и женщина растерянно посмотрели друг на друга. Кико показалось, что ветхий домик содрогнулся, а из щелей потолка посыпалась земляная пыль.

С осунувшимся от страха лицом Лола подошла к портному и ткнула его пальцем в грудь:

— Слышал? А ты еще хочешь вытащить меня на улицу. Да ни за что! Хоть золото посули! Спасением души клянусь! — И поцеловала сложенные крестом пальцы.

Но и без ее клятв Кико уже знал, что теща не уступит. Сейчас его занимала другая мысль: а почему бы не остаться ночевать у тещи? Идти ночью по улицам… А завтра, очень рано, как только взойдет солнце, он вернется домой. Конечно, завтра. Впрочем, нет! Мужчина он или таракан? И что скажет Лола? Он пойдет, несмотря ни на какие взрывы. Решительно отерев мокрый лоб, он начал было:

— Я…

Его прервал винтовочный выстрел, раздавшийся поблизости.

— Теперь стреляют, — сказала теща. — Так ты о чем?

— Так, ни о чем.

Они перешли в другую комнату, оставив свет в столовой. В остальных комнатах было темно. Костюм портного измялся, грубая накрахмаленная ткань собралась складками.

Оба сели в стоявшие рядом качалки.

— Хорошо еще, Антонио сегодня работает в вечернюю смену, — сказала старуха. — Домой пойдет утром, слава богу. С тех пор, как умерла его жена, с ним творится что-то неладное. Ни к чему у него сердце не лежит. Придется нам с тобой позаботиться о его детишках. Ты не можешь себе представить, чего мне стоило уговорить его заночевать на работе. Хотел возвращаться домой в два часа ночи.

Но Кико едва ее слушал. В его душе шла борьба между мужским самолюбием и страхом. Нет, он должен идти, иначе его жена умрет от беспокойства.

— Я ухожу, Лола. Не забудь, что мы ждем тебя завтра, хорошо? И пораньше, пожалуйста.

Протягивая ей руку, он крепко прижал пальцы один к другому, чтобы не дрожали. Теща тоже встала.

— Приду обязательно. Завтра утром. А ты поосторожней, ладно? Будь внимателен на улице.

Она открыла дверь.

«Ждет не дождется, чтобы я скорей ушел, — подумал портной с неприязнью. — Никакой жалости к человеку».

Но тут снова раздался взрыв. Ближе, чем в прошлый раз. И выстрелы. Отделяли из винтовок, автоматов, пистолетов. Кико отскочил от двери, которую старуха торопливо захлопнула.

— Святая Мария!

— Стреляют… — сдавленным голосом пробормотал портной.

— Спасибо, сама слышу. Уж я-то знаю, что это такое.

— Стреляют в воздух, — продолжал Кико. — Солдаты хотят напугать тех, кто взрывает бомбы. Это не страшно. Не задерживайте меня, донья Лола, мне надо идти.

Но он не двигался с места. Его ноги словно приросли к полу. Плечи ссутулились, сам он съежился.